Она жила в элитной многоэтажке на севере города. Свой двор, шлагбаум, лифт, в квартире я ожидал встретить пса – маленькую пушистую тварь, но в квартире было тихо и скромно.

Она вела здесь тихую и одинокую жизнь и то, что она меня пригласила сюда означает только то, что больше сюда меня не пустят и то, что ей все равно, что именно я о ней думаю. Ей плевать на меня – я люблю такую женскую позицию. Изо всех сил она пыталась попасть в мир блестящих чудес потребления. Она вела жизнь, которую должны вести звезды, жены богатых мужчин, королевы, но при этом питалась фаст фудом, покупала одежду только по скидкам и не ужинала, чтобы не тратиться на еду, заодно, это помогало поддерживать фигуру.

– Зря ты вино такое дорогое купил, это же пошло от того, что я все равно знаю сколько оно стоит. В ресторане работает моя подруга и блюда пробивает за пол цены, как работнику ресторана. Так что твое гусарство неуместно.

– Я понял, что в ресторане ты своя.

– Это как? – крикнула она из соседней, запертой комнаты.

«Переодевается» – подумал я.

– Пакет был из под одежды, не может ресторан в таком своим гостям еду отпускать, да и быстро очень. Очевидно все было готово заранее.

– Да ты прям сэр Артур – она запнулась, видимо забыла, как зовут писателя.

Я открыл шампанское, развернул пакеты и изумился красоте еды.

«Попробуй тут не опошлись, когда такое видишь» – подумал я и перевел взгляд на хозяйку. Она была одета в другое платье, которое делало ее еще более привлекательным. Ее длинные волосы были слегка мокрыми и смотрела она на меня влажными глазами. Мне стало жаль ее, она совершала жертву, проделав все это, а я только и сделал, что купил три бутылки вина, намереваясь их выпить сам.

Она прошла мимо меня, нагнулась, при этом платье на бедрах натянулось чрезмерно, и я отметил, что она без трусов.

Мне стало все ясно. Я почувствовал, что участвую в, хоть и красивом, но постыдном фарсе. Это было глупо и осознав это, я почувствовал, что все мои движенья стали пружинистыми, пот выступил над бровями, а губы будто сдулись.

«Так нельзя» – подумал я и взглянул на нее последний раз. Она терла локоть ладонью потому, что он был испачкан в белый крем, при этом ее брови были сдвинуты к переносице, а нос вздернут. Казалось, что на какую-то секунду она забыла обо мне и именно теперь она была прекрасна.

Я любовался ей одну секунду, а потом ничего не стало.

Знаю, что ее палате я снимал аккуратно, чтобы не порвать, ее плечи я не трогал, боясь, что сломаю их, ее запястья я держал аккуратно одним пальцами, чтобы не оставить синяки. Она светилась чем-то желтым, как электрическая лампочка, этот свет ослеплял меня и грел. Я слышал, как мозг начинал дрожать и вибрировать, вибрация усиливалась, усиливалась и шум, шум в голове превращался в скрежет. Она была мягкой, как медицинская вата и что-то хрипело внутри нее.

В какой-то момент она стала гореть сильнее, так сильно, что я совсем не могу уже на нее смотреть, а потом она вспыхнула ярче и погасла. Я оказался в темноте, в честной, пустой темноте. Мне стало в ней тоскливо и одиноко. Я не различал своего эха. Голос казался чужим и грубым, но больше всего он казался одиноким, безучастным.

– Открой шампанское, только шторы не забрызгай – сказала она откуда-то с края этой темноты.

Я повиновался.

Как же болит сердце, мое больное, большое сердце болит, его ломит как сустав, лишенный жидкости. Воздух проникает в мое сердце с болью, цепляя стенки моих провисших, как бельевая веревка, клапанов. Мне очень больно.

А еще мне холодно. Врачи и те ходят в теплых, колючих кофтах. Мы же, довольствуемся серыми в крапинку халатами. Они совсем не греют, они больше царапают тело, чем греют. Даже эти проклятые цветные ручки, которые так плохо пишут, кажутся мне холодными, но я грею, грею их изо всех сил. Почему, черт возьми, мне дали столько зеленых ручек? В мире не осталось черных чернил для меня? Кто их забрал? Кому их продали.