Вокруг не было ни души. За долгие дни, проведенные в зимовье, Нютка не видала следов, не слышала человечьего крика – лишь волки выли лунными ночами, тявкали лисицы да щебетали лесные птахи.

– В Турье пойду, скоро не ждите, – сказал Третьяк. Накануне он смазал лыжи оленьим салом, густо, со знанием дела, прихватил кривую палку и увязал суму – готовился к долгому переходу.

На прощание добавил непонятное:

– Казаки понаедут, цена будет доброй. – Потрепал Нютку по щеке, без злости, будто бы с ласковой усмешкой. И ушел в заснеженный лес.

Так в зимовье Нютка и Басурман остались одни.

Он ходил на охоту, приносил зайцев, не успевших обрядиться в зимнюю шубу, – и Нютке было жаль каждого из них. Сама знала, глупость это – жизнь не терпит жалости.

Нютка готовила зайчатину на очаге в старом горшке, добавляла перец из своей котомки, иногда Басурман нанизывал тушки на толстую ветку и крутил, пока мясо не покрывалось хрусткой корочкой.

«А ведь он мог быть моим отцом», – иногда проносилось в ветреной голове. И Нютка радовалась, что родитель ее – крупный, веселый, громкоголосый Степан Строганов, купеческий сын, а вовсе не тать, угрюмый и страшный.

– А ты ловкий, – сказала однажды, глядючи, как он лихо одной десницей управляется с топориком.

– Иди-ка, – молвил Басурман.

Он поставил на чурку махонькое полено, показал Нютке, как верно опускать топор, как двигать руками, как не попасть по своей же ноге. Ей бы сказать спасибо за науку, а Нютка промолчала.

Но все же дни, проведенные без главного злыдня, стали временем спокойствия посреди бури. Веревки не связывали ее руки-ноги, ничей взгляд не ловил всякое ее движение. Однорукий оказался не так страшен.

«Вот бы Третьяк не вернулся… А потом батюшка нашел меня и забрал», – думала Нютка.

Осенью 1622 года самые верные люди Степана Максимовича Строганова, не оставившие его в бедах и поругании, отправились на поиски синеглазой дочери. И во главе того отряда был поставлен Илюха, сын Семена Петуха.

Так, по разумению Илюхи, должна была начинаться былина, что будут слушать его внуки. Много лет назад, сидя за прялкой, сказывала ему бабка Маланья – про молодца, что отыскал царевну и получил полцарства.

– Ты рот-то не разевай! – гаркнул Михейка ему прямо в ухо.

Главным Илюха был лишь в своих мечтах – молод еще. Кто ж такого за человека держит? Степан Максимович поставил десятником Михейку, давнего товарища своего, что перешел на службу с отцова двора.

Илюха пнул носком сапога замерзший кругляш лошадиного помета, и тот отлетел на обочину, подпрыгнул и попал в забор.

Да, за эти седмицы проделали такой путь, что дух захватывает.

От Соли Камской до Орла-городка, да с заездом в деревни, села и острожки. Верхнечусовской городок, Верхотурье… Там Строганов велел сыскивать с особым тщанием. «Не будь дурак, туда Третьяк повезет Нютку».

Испросив разрешения у воеводы, ходили по всем дворам и кабакам, расспрашивали служилых, казаков и простых людей: «Не видали девку красивую, с глазами синими? Да двух хромцов – один черный, страшный, без руки; второй неказист, губы узки, взгляд злобен?» И все без толку.

– В Туринск, а потом и в Тюмень поедем. И торговые дела уладим, и сыскивать дочку хозяйскую будем, – решил Михейка. – Бог нам в помощь.

– А ежели здесь она? Чую, не уехали ироды дальше. И хозяин велел… – с такой речью Илюха пришел поздним вечером накануне отъезда к Михейке. – Оставь меня. Я носом землю буду рыть.

– Ишь выдумщик какой. Гляди, нос не сотри, – ухмыльнулся Михейка. Был он мал ростом, Илюхе по плечо. А людей в узде держал крепко.

– Христом прошу, вели остаться. – Илюха чуть не упал на колени перед десятником. Потом решил, много чести казаку захудалому.