– Странно, руки холеные, да и ноги будто не мои. – Разглядывая свои конечности, рассуждал Владимирский.

Когда пришёл военврач, Владимирский уже позавтракал, и свежевыбритый, обложенный подушками, полусидел на кровати.

– Голубчик, Владимир Владимирович, я смотрю вы уже идёте на поправку. Невероятный случай. Смотрите, на лице осколочное отверстие совсем затянулось. Слава Тебе Боже наш, слава Тебе. – И военврач, в полковничьих погонах царского времени, перекрестился на иконы.

– Этого не может быть. – Произнёс щеголеватый чиновник со странными, до сель не виданными погонами медика.

– Не может быть. У Бога, нет ничего не возможного. Я помню случай, произошедший в крымскую компанию, под Севастополем. Тогда я только начинал свою практику хирурга. Тамошнего одного бомбардира мортирой придавило, ну в сущий блин сплющило. Все внутренности раздавлены, не функционируют ни печень ни почки. Сам Пирогов обречённо махнул рукой, мол не жилец. А полковой батюшка помолился, помазав больного елеем от мощей Николы чудотворца, и больной на поправку пошёл. Правда следует признать, поправлялся он долго, да и не известно мне, выздоровел ли он вовсе. Голубчик, это за вас молится кто-то очень горячо. – Видя удивлённый вид больного, главврач умолк, откашлялся в кулак и представился:

– Архипов, Серафим Владимирович, начальник госпиталя. Имел честь вас оперировать. Это коллежский асессор Фон Клюге Борис Иванович. Большой умница и очень способный хирург, в свои двадцать семь лет, иной раз даст фору мне старику. Позавчерась, они мне ассистировали, когда вы изволили на столе лежать.

– Благодарю вас господа. – Ответил Владимирский, а сам подумал: – Какой на хрен асессор, как в кино.

– Благодарите мамзель Николаеву. Это они полторы суток температуру вам сбивали. Ну голубчик, давайте вас поглядим. Как вы себя чувствуете?

– Доктор, я словно в чужом теле.

– И не удивительно, имея столько осколочных ранений, иметь такие чувства. Откройте рот сударь, а… Отлично, очень замечательно. Давайте разбинтуем ему руки. Голубчик, Владимир Владимирович есть ли у вас боли беспокойства?

– Есть.

– Тогда поведайте нам, что вас беспокоит? – Продолжал допрос военврач.

– Острая боль в сердце.

– Вы слишком торопитесь двигаться. Вам голубчик ещё покой нужен, месячишко другой полежать.

– Доктор, я ничего не помню.

– Как ничего? Совсем ничего? – Насторожился «главврач».

– Вообще ничего из прошлой жизни. Даже отца и мать, и где я родился тоже не помню.

– Уникальный случай.

Здесь оживился все время молчавший фон Клюге:

– Я читал труды одного известного немецкого психиатра, он далеко продвинулся в области психофизиологии и морфологии. Это заболевание давно известно, как mnёmё, от греческого утрата памяти, анестезия происходящее от разных душевных потрясений, и травм головы. Так же, чаще всего память возвращается совершенно неожиданным образом, больной видя каких-то своих знакомых или родственников, разом вспоминает всё. Вот и выходит, что это заболевание лечится временем.

Врачи тщательнейшим образом осмотрели раны больного, и результатами были восхищены. Оставив повязку только на груди, они раскланялись и ушли.

После плотного обеда, вновь вернулась эта зеленоглазая девчонка с кожаным саквояжем, застав нашего больного полу сидячим в подушках:

– Серафим Владимирович просил обработать ваши раны мазью, что бы избежать гноения. – Она раскрыла свою сумку и достав оттуда пузырёк, стала смазывать множественные осколочные раны на руках, лице и ногах. Перейдя к животу, заалев ярче розы смутилась, на что больной заметил:

– Чего постарше никого не нашлось?