Люди рождаются с нравственным уклоном или с уклоном к материальному – даже родные братья могут оказаться тут на полярных позициях. Пожалуй, если бы у нас были приборы с высочайшей степенью увеличения, доктор Фраунгофер или Карпентер уже на четвёртый день эмбрионального развития угадали бы: это будет «виг» (англ. Whig), а это – «фрисойлер» (название партии).
Одна из поэтических попыток «сдвинуть гору Рока» и примирить деспотизм наследственности со свободной волей – это высказывание индуистов: «Рок – это не что иное, как дела, совершённые в прежней жизни». Крайности Востока и Запада сходятся также в дерзком афоризме Шеллинга: «Каждый смутно чувствует, что он был самим собой искони, от века, и не стал таковым во времени». И если выразить это менее приподнято, то в биографии индивида всегда заметен мотив – его собственная соучастность в том, что он теперь из себя представляет.
Чуть ли не значительная часть политики – это физиология. Иногда видишь, как богатый человек в расцвете лет придерживается широчайших идей свободы. В Англии всегда есть какой-нибудь состоятельный и влиятельный энтузиаст, что тратит всю свою энергию на поддержку «прогресса» – пока здоров. Но как только он начинает чахнуть, он сменяет настрой, отзывает «войска» и становится консерватором. Все консерваторы таковы из-за личных изъянов: они изнежены положением или природой, рождены «хилыми» в силу роскоши родителей и могут лишь защищаться, подобно больным. Но сильные натуры – люди с «лесных окраин», гиганты из Нью-Гемпшира, Наполеоны, Бёрки, Брогэмы, Вебстеры, Кошуты – не могут не быть патриотами, пока их жизнь бьёт ключом; но, увы, наступает пора, когда болезни, подагра, старость, а также деньги и корысть искривляют их душу.
Самая сильная идея воплощается в большинстве и в нациях, самых крепких и здоровых. Возможно, выбор идёт по весу, и если бы взвесить сотню вигов и сотню демократов на городских весах, можно было бы заранее узнать, кто возьмёт верх на выборах. Проще всего было бы посадить отцов города – мэра и альдерменов – к весам и решать результат голосования по общему весу партий!
В науке мы обязаны учитывать два фактора: силу и обстоятельство. Всё наше понимание яйца, от одного открытия к другому, сводится к тому, что внутри очередной «оболочки» обнаруживается ещё одна, и так каждый раз. То же самое и в растительной, и в животной ткани: первичный «толчок» порождает лишь цепь пузырьков. Но ведь есть ещё и деспотичное «обстоятельство»! Пузырёк в новых условиях – во тьме, по мнению Окена, становится животным, на свету – растением. В организме матери он проходит череду превращений, открывая то рыбу, то птицу, то зверя, чьи голова, лапа, глаз и коготь «проявляются» из неизменного пузырька. «Обстоятельство» – это и есть Природа. Природа – это то, что мы можем сделать. Но есть многое, чего мы сделать не можем. Итак, у нас два полюса – жизненная сила и обстоятельство. Когда-то мы полагали, что всему правит лишь активное «Да», теперь узнаём, насколько сильно «Нет»: «тиран» среды, твёрдый череп, «панцирь» животного, тяжесть скалы, жёсткие условия инструмента, подобно локомотиву, который мощен, но лишь на рельсах, а в стороне – беспомощен; или как коньки, на льду позволяющие «парить», но ставящие нас в тупик на голой земле.
Книга Природы – это книга Рока: она переворачивает свои гигантские страницы раз за разом и никогда не возвращается назад. Вот она опустила один слой – гранит; пройдут тысячелетия – пойдёт сланец, ещё тысячелетия – и появится пласт угля, потом известняк и ил; следом выступит растительный мир и первые неуклюжие звероподобные формы – зоофиты, трилобиты, рыбы, потом ящеры, в которых ещё лишь намечены черты будущего царственного существа. Постепенно планета остывает, высыхает, виды совершенствуются, и рождается человек. Но если какой-то вид уже прожил свой срок, он не вернётся снова.