– Мышь, ты привел незнакомца, – говорит он спокойно, но вижу, как остальные ежатся от этого тона. Мышонок тоже начинает заметно дрожать и несколько раз судорожно сглатывает, прежде чем ответить.

– Да, Фред, привел…

Теперь взгляд-прицел перемещается на меня. Глаза Коэна нездорово блестят. Или наркоман или серьезно болен, решаю я.

Коэн рассматривает меня не спеша, внимательно и надменно, будто я новая вещь в его коллекции. Наверное, мне стоило бы испугаться, ведь этот человек может прикончить меня одним кивком – здесь слишком много народа, никакого сопротивления оказать не смогу. Но мне почему-то не страшно. Смотри, Коэн, если тебе нравится смотреть, смотри, мне не жалко.

Главарь ухмыляется, как мне кажется, одобрительно.

– Как тебя зовут? – спрашивает он.

Что ж, во всяком случае, обращается ко мне.

– Кэмерон.

– Кэмерон, – повторяет мое имя, все еще не спуская с меня глаз. – Мышь, Кэмерон, побеседуем. – А затем поворачивается и направляется туда, откуда появился, в сторону, где располагается печь.

– Пошли, – шипит шепотом Мышонок и толкает меня в бок. – Фред не любит ждать.

Не спорю и иду за ним.

Мы проходим весь подвал и заходим в одну из «комнат», вход в которую также прикрыт шторой.

Без стеснения и не таясь рассматриваю обитель главаря банды: узкая койка, прикрытая лоскутным одеялом непонятного линялого цвета, ободранный письменный стол с настольной лампой на кривой ножке, трехногий табурет. Для человека, вне закона живущего в Нижнем мире, настоящая роскошь. А еще тут удивительно чисто и аккуратно: отмечаю, что на столе и лампе ни следа пыли, а одеяло на койке расправлено так, что нет ни единой складки. Тут же ставлю себе в мозгу галочку: Коэн помешан на порядке.

Главарь проходит и усаживается на табурет у стола. Снова бросаю взгляд на идеально расправленное одеяло – вряд ли нам предложат присесть. Мышонок вытягивается по струнке, руки по швам, и, кажется, почти не дышит. Боится? Вглядываюсь в него. Нет, это похоже не на страх, а на раболепие. Он смотрит на главаря как на некое божество, которое может как наградить, так и покарать. И Коэну это нравится, вижу, чувствую. А вот то, что я почему-то не дрожу и не падаю ниц, ему не нравится совсем.

– Рассказывай, – коротко приказывает главарь.

И Мышь сбивчиво и торопливо начинает повествовать о том, как убежал вчера, выслеживал Здоровяка Сида, а когда подвернулась возможность, стащил кулон матери у его женщины, которой тот успел его подарить, и дал деру. И о том, как Сид догнал его и чуть не убил, если бы не я.

Мышонок волнуется, забывает слова, прерывается на середине фразы, начинает заново, а Коэн молчит. Ни единого слова, подсказки, наводящего вопроса. Смотрит своим давящим темно-карим взглядом на мальчишку и молчит, а голос Мышонка становится все тише. Вижу, как из-под шапки стекает капелька пота, течет по виску, щеке, улетает за воротник. Что это? Изощренная пытка? Им виднее. Не вмешиваюсь и отключаю эмоции. Во внутренние отношения Проклятых вмешиваться и не подумаю.

Рассказ затягивается, а в помещении откровенно жарко. Не хочу обливаться потом, как Мышонок, со стиркой мне никто не поможет. Снимаю куртку, кладу на идеально чистый пол и усаживаюсь сверху, скрестив ноги. Краем глаза Коэн отмечает мое перемещение, но не снисходит до комментариев. Оно и лучше.

– Кэм его зарезал, – заканчивает мальчишка, – он бы меня задушил, вот! – Оттягивает ворот кофты, демонстрируя лиловые следы, оставшиеся на шее от пальцев Здоровяка Сида.

Вот теперь Коэн переводит взгляд на меня. Слышу, как Мышонок тихонько выдыхает от облегчения, что рапортовать больше не придется.