На Театральной площади соорудили большой балаган из рогож, раскрашенных яркими фантастическими цветами в стиле Гончаровой. Периодически над головой пролетал аэроплан, сбрасывая листки «Что дала октябрьская революция». Рудольф листовками интересовался мало, ему каждый раз было интересно, что за аппарат проходит над городом. В основном это были двухместные английские «Сопвичи», но пролетел и «Лебедь», и тридцатый «Фарман». Одна из листовок закружилась, падая, прямо перед ним, и Рудольф поймал ее.

«…три самых крупных разбойника, что душили трудящихся, связаны теперь в Советской социалистической республике по рукам и ногам: дворянин-помещик, банкир и фабрикант. Очередь теперь за меньшими, и за них принялась уже революция. Толстые цепи разорваны, остались потоньше – и их разорвем мы!!!…

Все хлебные излишки и другие продукты в деревне у богатых взяты на учет, да так распределены, чтобы у каждого было чем прокормиться до нового хлеба, да было бы чем поля засеять.

Очистили мы всю Волгу от разбойников, отбросили их к Уралу и гоним не переставая. Загородили дорогу на севере и гоним заморских зверей в море, очищаем Кубань и Дон от белой гвардии офицерской и паразитской.

Пришел час грозной расплаты в Германии и Австрии и Болгарии, там уже революция. Нашей внешней политикой за год мы помогли и помогаем всемирному восстанию рабочего класса, мы помогаем установлению общего мира между народами.

Год социалистической революции! В волнах ее погибли обломки царской монархии, старого барства, дворянства; в пламени ее сгорают остатки буржуазной монархии и буржуазной республики. Среди хаоса и беспорядка разрушения мы неустанно строили новую трудовую Россию.

25 октября 1917 года солнце осветило красные знамена в Москве и Петербурге, на Волге, Урале; 25 октября 1918 года еще освещает огонь и золото красных знамен в Германии и Вене, в Будапеште и Софии, Праге, Милане, в Париже, в Нью-Йорке, в Индии и Японии…»

Рудольф аккуратно сложил листовку пополам, потом еще пополам, сунул в карман галифе. Подумав, достал кисет, свернул «козью ногу», закурил, присев на лавочку на бульваре. Год назад – ну, может быть, на несколько дней меньше – его избрали в Вендене комиссаром 12-й Авиадивизии. Тогда казалось, что самая важная задача – сохранить авиацию, армию, чтобы дать отпор наступающему врагу, чтобы защитить свободу рабочих и крестьян. Он делал тогда что мог, но его всегда удивляли эти лозунги о мировом пожаре.

Он не раз тогда вспоминал рабочих с парижских авиазаводов. Да, конечно, вот сейчас они победят немца, но в то, что будет там у них революция, Рудольф не верил. Возможно, в Германии и Австрии, как в проигравших войну странах, и случится революция, хотя и здесь у Рудольфа отчего-то были сомнения. Точнее, были сомнения в торжестве пролетарских революций в Европе. И, конечно, он и подумать не мог тогда, осенью 1917-го, об этих расстрелах ни в чем не повинных безоружных людей…

Говорить о таком вслух было нельзя. Но в этот яркий солнечный денек, когда над головой то и дело проходили аэропланы, когда до вечера Рудольф был предоставлен самому себе и мог никуда не спешить, он решил позволить себе обстоятельно обо всем подумать. С удовольствием затянувшись, он выдохнул клуб дыма, глядя, как сизое облако расширяется и тихонечко летит вдоль бульвара, подсвеченное солнцем. Хорошо, что в этом году ему удалось договориться с продотрядом. А что будет в следующем? Конечно, он служит в Красной армии, а потому папу не должны тронуть, да и ребята местные пообещали присмотреть. А ну как их тоже призовут?..