Рудольф подсел к Леониду Ефимову, который собирался уже укладываться. За неимением других помещений, командование отряда и летчики жили прямо в штабе, бросив матрацы на пол около печи. Правда, дров было маловато, так что часто по утрам просыпались от холода. Но в тесноте – не в обиде. В казарме у красноармейцев было очень тесно…

– Леонид… – Рудольф не знал, как начать, стеснялся, но деваться было некуда. – Есть вопрос… не по службе.

Ефимов удивленно вскинул брови и внимательно посмотрел на Рудольфа, но ничего не сказал. Худощавый, с маленькой бородкой, ровесник Рудольфа – он производил впечатление скромного юноши-студента, и трудно было поверить, что это полный Георгиевский кавалер. Перед такими, как Ефимов, члены царской фамилии обязаны были вставать с кресла. Хотя осенью 1919 года это, конечно, уже не имело значения.

– Ты умеешь танцевать? – Рудольф помедлил. – На балу?

– Приходилось, – Ефимов усмехнулся. – А мы что, на бал идем?

– Ну понимаешь, – Рудольф снова замялся. – Да, есть такая идея.

– Ну не все же в штабе бока пролеживать, – Леонид вдруг улыбнулся. – Только в чем же мы на бал пойдем, товарищ командир? В сапогах туда негоже заявляться.

– У меня с лета залетные остались, – Рудольф хитро улыбнулся. – На штиблеты хватит…

– А на костюмы?

– Время революционное, – Рудольф покусал губу. – Глядишь, и галифе сойдет.

– Со штиблетами?

– Ну, может, и на костюмы хватит, – Рудольф со вздохом прикинул, сколько у него имелось наличности.

– Да ты только для себя считай, у нас тоже заначки имеются. – И тут Ефимов подмигнул Рудольфу. Как когда-то Конон…

Вечером следующего дня они в военной форме, при оружии и с саквояжами в руках подошли к зданию женской гимназии. Здание было необычной формы: две улицы сходились тут под острым углом. На перекресток глядел узкий трехэтажный фасад с колоннами и островерхой башенкой, вдоль обеих улиц шли длинные трехэтажные крылья. В первом этаже находился магазин готового платья, окна второго и третьего этажа мягко светились. Рудольф прислушался: музыки пока что не было слышно. Уже стемнело, небо затянули тучи, но дождь покуда начинаться не спешил.

У входа в здание их остановил распорядитель, рядом с которым стояли два красногвардейца с винтовками.

– Вы танцевать, товарищи?

– Так точно, – Рудольф кивнул. – Командир 23-го авиаотряда Калнин. А это летчик 23-го авиаотряда Ефимов.

На них посмотрели с уважением, но пропускать не спешили.

– Проход на бал только со штиблетами, товарищи летчики.

Рудольф молча показал на саквояж. Тогда их пустили внутрь, они поднялись по слабо освещенной лестнице со стертыми мраморными ступенями на второй этаж, и здесь распорядительница, строгая дама с сильной сединой в волосах, в закрытом темном платье с высоким воротником, критически окинув их взглядом, указала на комнату, где можно было переодеться.

– У нас ничего не пропадает, господа, но свои револьверы держите, пожалуйста, при себе и не теряйте, – она произнесла «револьверы» с ударением на букву «о», и Рудольф слегка улыбнулся. Дама взглянула на него холодно и продолжила ледяным тоном: – Наши воспитанницы содержатся в строгих правилах. А потому никаких спиртных напитков и прочих вольностей в этих стенах не допускается.

– Мы пришли танцевать, мадам, – Рудольф произнес это по-французски и поклонился по парижской моде, чем вызвал удивленный взгляд дамы. Впрочем, она быстро совладала с собой и продолжила по-французски:

– Тогда проходите в эту комнату и приведите себя в порядок. Бал начнется через пятнадцать минут…

– Это ты в Париже наловчился? – Леонид, стащив гимнастерку, посмотрел на Рудольфа.