Она слегка покраснела, но глаз не отвела, и они продолжили кружиться, забыв о времени. Дама за роялем наконец устала, и в зале наступила пауза, только пары и стоявшие у стены барышни тихо перешептывались.

– Вы танцуете танго? – Надежда посмотрела на Рудольфа слегка насмешливо.

– Да. – Молодой человек улыбнулся. – Немного.

– А где учились танцевать?

– В Париже…

Она не успела задать больше ни одного вопроса. И действительно, была великолепной партнершей. Рудольф начал понимать, что теряет из-за Надежды голову. Он, конечно, оставался командиром отряда, ответственным и хозяйственным. Но сердце его явно уже сделало свой выбор. Это новое чувство было теплее, свежее и одновременно острее всего, что он чувствовал к девушкам до сих пор. И даже юношеская любовь к Соне – шесть лет назад, уже шесть лет, – меркла перед живой, раскрасневшейся и соблазнительной Надеждой, которая следовала за ним в танце уверенно и покорно одновременно.

Он как-то не сразу заметил, что с некоторых пор они танцуют вдвоем. Это действительно было похоже на полет, и время остановилось, было только движение и упоительное чувство единения и взаимопонимания без слов. Когда музыка закончилась и они остановились, зал аплодировал им. Рудольф же понимал, что просто не в состоянии выпустить Надежду из рук – вот так просто.

– Позволите мне проводить вас? – Он снова поцеловал ей руку. – На улице темно.

– Если не боитесь, – Надежда кокетливо улыбнулась.

– Тогда встречаемся внизу.

– А ты действительно прекрасный танцор, Рудольф Михайлович, – Ефимов улыбнулся. – И партнерша хороша…

– Я провожу ее, не против? – Рудольф улыбнулся Леониду.

– А у меня тоже внезапно возникли планы на вечер, – хитро улыбнулся пилот, и они расстались.

До улицы Лейтейзина идти было недалеко – забрать немного в сторону вокзала, а потом свернуть налево, к холмам. Надежда шла, крепко взяв Рудольфа под руку, и молчала. Вероятно, немного устала танцевать. Идти хотелось как можно медленнее: расстаться сейчас с ней было бы просто мучительно. Рудольф, взвешивая все за и против, судорожно размышлял. Положение его на данный момент было неплохим: командир авиационного отряда, летчик. И он точно знал, что будет добиваться этой девушки, чего бы это ему ни стоило. Но взять ее с собой – значит, подвергнуть риску. Он вспомнил маленькую жену товарища Павлова тем утром на станции Алексеевка. А впрочем, если он хочет, чтобы Надежда была с ним рядом, нужно действовать.

И вот, когда они подошли к дому номер шестьдесят шесть – двухэтажному, с каменным первым этажом и деревянным вторым, с изящной резьбой по коньку крыши и вокруг окон, с аккуратным палисадом, – он решился окончательно. На улице было темно, фонари стояли редко – а потому лицо Надежды только смутно белело перед ним. Но даже в такой темноте он увидел, как широко открылись ее глаза, когда он твердо сказал:

– Надежда, позвольте мне познакомиться с вашими родителями.

Она помолчала, потом пролепетала тихонько:

– Если не боитесь… – И открыла калитку.

В комнате, куда Надежда привела его, сидели родители девушки. Отец был тонкокостным изящным сероглазым блондином в домашних брюках, теплой рубахе и красивом жилете с вышивкой. Мать, напротив, смуглая, темноглазая, с пышными темными волосами, подстриженными до уровня плеч. На ней было строгое темное платье с высоким воротником. Смотрела исподлобья, поджав губы, – Рудольф сразу же вспомнил собственную маму. Знакомое выражение. Оба они были явно настороже: появление молодого военного, которого дочь привела с бала, очевидно, не слишком обрадовало их.

– Это Рудольф, – Надежда, улыбаясь, показала на кавалера. – Он прекрасно танцует и… Он летчик.