Рудольфа переполняла горечь. Все отрядное имущество было потеряно. И даже мысль о том, что казаки дорого заплатили за рейд на Алексеевку, аэропланы целы, а люди, по крайней мере в основной массе своей, имели достаточно времени на то, чтобы уйти, не приносила радости. Что теперь станется с отрядом? Как ему проявить себя хорошим командиром, начав боевой путь с такого фиаско? Черный день – 27 августа 1919 года…

1919. Москва

Потребовалось несколько дней, чтобы остатки отряда собрались в Воронеже. Рудольф был занят организацией ночлега и получением питания для измученных переходом людей. О снаряжении речь пока не шла, хотя у многих краснофлотцев не осталось почти ничего: они выскочили из эшелона без вещей. И все сгорело. Аэропланы передали в другие отряды: уже тридцатого августа Рудольф с Ильей Сатуниным улетели в Давыдовку, в 4-й авиаотряд, туда же улетел Ефим Филипцев. Николай Цыганков был направлен во 2-й Истребительный отряд, а Иван Ефимов – в 13-й.

Несколько недель прошли в томительном ожидании: Рудольф разрывался между необходимостью боевой работы и волнениями за отряд, которым временно командовал Михаил Огородний. Отряд двигался в тыл. И наконец 27 сентября Рудольф получил сначала устное указание от Начавиаюжфронта Петражицкого, а потом указание от замначальника полевого управления авиации: отряд отправить на переформирование в Тулу. А на следующий день, одновременно с указанием сделать новую отрядную печать, – отправиться лично вместе с делопроизводителем Иваном Василевским в Москву, к Авиадарму Сергееву, «для получения инструкций и распоряжений по формированию вверенного Вам отряда».

Рудольф перечитал распоряжение несколько раз. Итого: отряд едет в Тулу, а он – в Москву, к Авиадарму! Рудольф абсолютно спокойно относился к начальникам, стоявшим выше по командной лестнице. Не был он ни лизоблюдом, ни карьеристом, еще со времен службы в Иркутске у Эверта. Но тут он как-то внутренне осознал масштаб происходящих событий. В Москву к Авиадарму – это как в Империалистическую войну к Великому Князю Александру Михайловичу прокатиться… А впрочем, товарищ Сергеев в делах авиации разбирается небось получше.

Они с Иваном Василевским выехали в Москву, а Миша Огородний с комиссаром Лазуткиным стали готовить отряд к отправке в Тулу. При том, что Деникин наступал, а вокруг было неспокойно – это представляло собой серьезную задачу. И все же уже тридцатого сентября Миша сообщил из Рязани: отряд едет в Тулу в сборном воинском эшелоне. Прямой дороги через Елец, видать, не получилось…

Москва в конце сентября была прелестна: голубое, словно умытое дождями небо, практически безоблачное, желтые, еще не облетевшие березы, буйство красок в парках и садах. Однако Рудольфу было не до красот: дел оказалось невпроворот. Получить указания, оформить имущество, выбить положенное, договориться о спешной отправке.

Встреча с Сергеевым прошла быстро и по-деловому. Рудольф запомнил только крепкое рукопожатие и внимательный, пристальный взгляд глубоко посаженных глаз. Высокий лоб товарища Сергеева и чуть длинный нос придавали ему сходство с крупной птицей – нацеленной на полет и на победу. Говорил Сергеев кратко, и Рудольф практически не волновался: понятно было, что ему необходимо, и растекаться мыслями по древу не пришлось.

Получив разрешение наведаться в резерв авиаспециалистов в поиске мотористов и летчиков, Рудольф отправился с Петроградского шоссе в знакомое здание на Садовой Триумфальной. И там на входе практически нос к носу столкнулся с невысоким серьезным парнем. Лицо его показалось знакомым, и память услужливо подсказала: Гатчина, июль 1916 года, палатка мотористов на учебном аэродроме офицерской школы…