– Внимание, – шептал Кузьмич, – вот идёт, Леночка. Это племянница директора мясокомбината. За стволом большая кукла в целлофане. Правильно, а та, которая в виде негритянки – для Олечки, она позже подойдёт.

Леонтий блуждал глазами по залу и вдруг вздрогнул. Вдалеке, у самого выхода он заметил девочку лет шести. Худенькая, в простеньком платьице, она с восторгом смотрела на него, приоткрыв ротик.

– Кузьмич, посмотри. Кто эта девочка? Я её здесь не видел.

– Какая ещё девочка? – недовольно зашептал дровосек. – Не отвлекайся, скоро Вовочка пойдёт!

– Та, которая прячется от всех! Видишь, у стены?

– Ах, эта! – отмахнулся Кузьмич. – Это вообще никто! Дочка уборщицы Катьки. Её здесь быть не должно. Не отвлекайтесь, Леонтий Егорович! После Олечки Вовочка пойдёт.

– Она улыбается, а глаза грустные…

– А чего радоваться, раз праздник не про неё! Да плевать! Вот Олечка подходит! Здравствуй, красавица! А что ты дедушке Морозу расскажешь?

– Рождество – праздник для всех, – тихо сказал Леонтий.

– Олечка рассказала нам, дети, волшебный стишок, – нараспев проговорила София Дмитриевна. – А за волшебство мы платим волшебством. Эту чудесную куклу зовут Рэйчел, она иностранка, но очень хочет, чтобы Олечка взяла её к себе! Тебе нравится Рэйчел, Олечка?

– Это неправильно, – бормотал Елейников. – Все должны получить подарки…

– Внимание! – предупреждающе зашипел Кузьмич. – Приготовься! Главный подходит!

Низенький пухлый мальчик неторопливо подошёл к рождественской ёлке и посмотрел на неё снизу вверх.

– Здравствуй, мальчик Вовочка! – с придыханием произнёс Дед Мороз. – Мы знаем, что ты весь год вёл себя хорошо и радовал родителей. Тебя ждёт великолепный волшебный подарок! Но, чтобы получить его – нужно рассказать дедушке стишок! Ты готов, Вовочка?

Мальчик нахмурился и кивнул.

Наступила тишина. Даже музыку выключили.

Пухляш откашлялся и… не произнёс ни слова.

– Смелее, Вовочка! – подбодрил его снеговик, Сигизмунд Львович. – Не стесняйся!

На лице ребёнка отразилась нелёгкая работа мысли. Он закусил губу, оглянулся на толпу взрослых, где ему ободряюще подмигивал отец, и неожиданно заревел. Со слезами на глазах он погрозил кулачком Деду Морозу, топнул ножкой и заголосил:

– Чего пристали, гады! Не помню я вашего стиха! Отдавайте подарок!

По залу прокатился рокот возмущения. Кто-то хохотал. Кто-то аплодировал.

– Ничего страшного, Вовочка! – залепетала София Дмитриевна. – Забыл и забыл! Вот твой подарок!

Она поспешно сунула голову под ёлку, но та неожиданно загородила ей проход ветвями.

Отчётливо прозвучал твёрдый голос Леонтия Егоровича:

– Нет стиха – нет подарка.

А потом Елейников неожиданно сошёл с места и, роняя на пол стеклянные шары и игрушки, пошёл через весь зал туда, где на него с восторгом и ужасом смотрела маленькая худенькая девочка.

Ему уступали дорогу, за спиной шептались, Кузьмич рвал на себе искусственную бороду, а бледный носатый распорядитель вытирал лысину платком. Таяли от ужаса Сигизмунд и София…

Елейников наклонился к девочке и спросил:

– Как тебя зовут, светлый ангел?

– Я… Я не ангел, – запинаясь произнесла малышка. – Я – Даша.

– Красивое имя.

Девочка заплакала.

– Простите меня, пожалуйста! Я только хотела посмотреть. Мама мне сказала, что мне нельзя… Что здесь «нужные люди». Я больше не буду!

– Ты самая нужная здесь, – ласково произнёс Леонтий и сам почувствовал, как его глаза повлажнели. – С Рождеством, Дашенька. Будь счастлива.

В мёртвой тишине он вручил ей коробку с элитным заморским шоколадом и, пошатываясь, побрёл прочь. Голова кружилась, но на душе было легко и спокойно. Светло, как и должно быть в светлый праздник Рождества.