Я прищурилась от яркого света. Белое свечение опустилось в его ладони и остановилось там. Тело мальчика стало сотрясаться.

– Исайя… – захныкала я. Ни разу в жизни я не чувствовала себя настолько беспомощной. – Что с тобой происходит?

Глаза мальчика были закрыты, но огонь, проникая сквозь тонкие веки, подсвечивал их розовым. Он повернул трясущиеся ладони вверх – середина каждой сияла словно звезда, а пальцы полыхали красным.

Потом Исайя открыл глаза снова – что-то изменилось, почти незаметно, кажется, белое свечение стало понемногу угасать – и сфокусировался на моем лице, словно он отключался и теперь пришел в себя. Мышцы по краям его челюсти напряглись. Мальчик посмотрел мне в глаза, и я ахнула в ужасе от того, что увидела. Его сознание то и дело отключалось. Он умирал. Я видела, как смерть подползает к нему, так же четко, как слышала громкий стук своего сердца в ушах. И в этот миг, прежде чем я успела что-либо осознать, Исайя вскинул дрожащие ручки и прижал ладони к низу моего живота – куда дотянулся. Крик застрял у меня в горле. Вышел только сиплый звук, похожий на вздох. Я почувствовала не жар ладоней мальчика, а, напротив, острый холод, как от сухого льда. Я закашлялась, и колечко дыма слетело с моих губ.

Я стояла на коленях, не в силах пошевелиться. Глаза Исайи все еще были прикованы к моим, потом веки его опустились, и розовое свечение под ними начало меркнуть. Я взглянула на собственный живот – раскаленное белое свечение вышло из ладоней мальчика и проникло под мою кожу в области таза.

И вот тогда я почувствовала жар. Я хотела заорать, но получился только писк.

В глазах Исайи я увидела печаль и сожаление. Он отнял от меня ладони и уронил ручки на груду мусора.

Я рухнула лбом на пол. Теперь свечение находилось у меня в животе. Меня стало тошнить. Сначала выходили только дым и желчь, но потом меня вырвало всем, что я ела на завтрак. Я сплюнула и попыталась отдышаться. Потом меня вырвало опять, и из меня вышли пылающие угли. Я втянула воздух и откашлялась. Уголек размером с кусочек щебенки оказался у меня во рту. Выплюнув его подальше от Исайи, я с ужасом наблюдала, как мерцающий кубик скачет по полу, словно им выстрелили из ружья, оставляя на полу черные дымящиеся углубления. Уголек застрял в стене – я моргнула, не веря своим глазам – мигнул и почернел, остывая. Он же не мог и впрямь выскочить из меня? Это невозможно.

В животе и горле у меня горело, словно я проглотила чашку раскаленной магмы. Собрав все силы, я вслепую нащупала на полу бутылку с водой. Мои кишки стонали, прося прохлады и влаги. Я открыла рот и влила в него все до последней капли. Вода шипела, пока я жадно глотала ее. Она мгновенно успокоила боль внутри.

Я выронила бутылку, тяжело дыша. Глаза мои горели и ныли. Я взглянула на Исайю: мальчик кашлял, но выглядел гораздо лучше. Он с некоторым усилием сел и, мигая, уставился на меня, переводя взгляд с моего живота на глаза.

Я тоже покосилась на собственный живот – свечение исчезло, но огонь был там, я его чувствовала. Он затаился и ждал.

– Исайя, – просипела я. И не узнала собственный голос. Он был грубый, скрипучий. Обожженный. – Исайя. – Я положила мальчику руку на лоб. Он стал влажным и более прохладным. И я впервые почувствовала, как он потеет. – Что ты сделал со мной, Исайя? – прошептала я.

В глазах его появилась тревога. Он попытался встать и снова закашлялся. Позади меня тоже послышался кашель, резкий, лающий, и этот звук привел меня в чувство. Я вспомнила, где мы находимся. Мы все еще были в опасности.

Еще один резкий визг фейерверка раздался позади нас, и я толкнула Исайю на пол. Дым скапливался под потолком. Он заполнял пространство над нашими головами и медленно опускался все ниже. Снаружи раздавались крики и треск жалюзи. Металл заскрежетал и поднялся сантиметров на пять. В щель внизу стал проникать дневной свет.