Перед ним, уперев руки в бока, стояла разъярённая Влася. Симпатичное личико её было искажено гневом, на щеках полыхал румянец, а пальцы сжались в кулачки с такой силой, что побелели костяшки.
– Зря ты сердишься, красавица! Я ж от дома без тебя ни на шаг не отошёл, сама видишь! Повеленье твоего отца выполняю! – старец виновато улыбнулся и развёл руки в стороны. – Проснулся, а рядом никого нет, вот и решил наружу выйти. На крыльце в тени сидеть не захотелось, пришёл сюда.
Столько раскаяния и сожаления было в его позе и речи, что девка мгновенно позабыла обо всех своих загодя заготовленных плохих словах и плюхнулась рядом с ним на бревно.
– Коваль, миленький, расскажи, как же там дело дальше было! – заныла она, будто маленький ребёнок. – Помнишь, ты говорил о тризне по деду своему, на которую тебя отец привёз?
– Сдалась эта тризна! Что ты ко мне аки репей колючий прилипла? Вот нажалуюсь племенному вождю Морту, уж он тебе задаст!
– Глупости говоришь! Отец любит меня, а потому пальцем не тронет! – весело прыснула в ладошки Влася.
– А и плохо сие! Избаловал отец тебя. Но ничего, найдётся добрый молодец, за которого ты пойдёшь. Он живо уважать старших научит!
– Не сердись на меня, Коваль, – прильнула к плечу старца девка. – Уж больно занятно про жизнь свою сказываешь! Ни от кого такого не слыхивала! Очень прошу, давай ещё поговорим о детстве твоём!
Старик не выдержал её напора, улыбнулся и нежно погладил костлявой рукой мягкую тёплую девичью спину.
– Давно всё это было, понемногу даже забываться стало. Что ж, слушай! – Коваль сощурил глаза, словно пытаясь рассмотреть что-то вдали. – Прискакали мы к дому деда, когда уже солнце высо́ко поднялось. Внутри огороженного двора народу собралось много. Походило на то, что род наш оказался известным и в округе уважаемым. Людям хотелось проститься с моим дедом, посмотреть в последний раз ему в лицо, осушить чашу мёда и пожелать лёгкого пути в мир Нави. Вслед за отцом я взошёл на высокое крыльцо и тут же попал в большую светлую горницу, где за столом сидели какие-то люди. Они пили пиво и разговаривали. Никого из них я не знал, но сразу понял, что здесь собрались мои родичи. Сидящий на ближнем конце стола мужчина поворотил к нам свою голову и что-то громко со смехом крикнул. Слов я не разобрал, но по лицу и голосу узнал старшего брата отца, который когда-то давно вместе с ним приезжал за мной к лекарю. Отец угрюмо буркнул, чтобы я шёл к ребятне в угол горницы и там ждал, а сам направился к столу и сел по правую руку от старшего брата. Я услыхал, как они заговорили о краде, которую мастера построили на берегу реки подальше от домов и амбаров, дабы огонь не мог на них перекинуться. Как только солнце начнёт уходить с небосвода и прятаться за дальним лесом, все родичи усопшего и собравшиеся гости должны выйти на берег реки и по обычаю проститься с ним, совершив обряд сожжения тела.
– Видать, знатный и богатый был у тебя дед, коли его так хоронили! – задумчиво произнесла Влася. – У нас умерших людей не сжигают, хоть и деревья для дров повсюду растут. Мороки с этим уж больно много! Тела закапывают в землю. Скажи, дед Коваль, а почему тебя отец не посадил подле себя за стол?
– То мне, красавица, неведомо!
– Но в ту пору ты стал уже настоящим лекарем, верно? Люди тебя знали и уважали? – девка всё никак не отставала от старца со своими расспросами.
– Наверное, он стыдился меня! В роду воинов не может быть лекарей! – как-то зло и раздражённо выдавил из себя старик.
– Я не понимаю твоих слов, – Влася передёрнула плечами. – В наших посёлках люди уважительно относятся друг к другу. Рыбаки, охотники, земледельцы – все приносят пользу племени. Дети и старики – не в счёт. Их любят за то, что они просто есть. Это ведь наше прошлое и будущее. О них заботятся. Когда порой бывает голодно, лучшие куски приносят им. Не любят у нас бездельников и обманщиков! Ты и сам знаешь.