– Но она ж у тебя хорошо работает, я вижу! – удивлённо воскликнула Влася.

– Перестань меня перебивать, болтливая баба! – рявкнул старец. – Ещё раз встрянешь, не буду ничего тебе рассказывать!

– Молчу-молчу, ты продолжай!

– Лекаря звали Горазд, что значит «искусный», но это оказалось не имя, а прозвище, которое люди сами ему дали. Он выдавил и убрал гной у меня из раны, наложил на неё какие-то свои мази, приготовленные из толчёных трав, залил всё медвежьим жиром и хорошенько перевязал. А пока я был в беспамятстве, лекарь заново переложил и соединил сломанные кости, закрепил руку промеж выструганных дощечек, туго замотал её холщовыми лентами, а потом поместил в какой-то хитрый берестяной лубок по самый локоть и так там закрепил, что я мог шевелить только кончиками пальцев.

Коваль надолго замолчал, словно заново переживая случившееся с ним в далёком детстве, а Влася затаила дыхание, боясь в очередной раз рассердить рассказчика.

– По первости родичи ещё приезжали проведать меня, – снова заговорил старец, – но потом такое случалось всё реже и реже. Даже показалось, что обо мне забыли. А может, к этому дело и шло. Моя судьба круто менялась. Только потом я узнал о замысле лекаря обмануть моего отца, в чём я невольно ему помог. Горазд быстро старел и понимал, что долго не проживёт. Ему нужен был ученик, которому лекарь хотел передать свои знания и умения. Почему Горазд остановил свой выбор на мне, о том теперь лишь остаётся догадываться.

– И что, он стал обучать тебя своему делу? – не выдержала и спросила Влася, тут же в испуге прикрывая рот ладошкой.

– Оказывается, у него умерли все родичи, – будто не расслышав вопрос девушки, неспешно продолжал старец. – А это очень тяжело – жить одному, разговаривать с самим собой. Вот Горазд и выплеснул всю свою любовь на меня, стараясь как можно скорее сделать из маленького мальчика помощника себе.

– А ты помнишь, каким Горазд был? – пошевелила плечами и спиной девка, вынуждая Коваля слегка изменить положение своего тела.

– Мудрым, добрым, заботливым, а самое главное – совершенно беззащитным и беспомощным стариком. Иногда мне становилось просто очень жалко старика. Но ты бы видела, как он преображался, когда склонялся над больным или раненым человеком! Его движения становились твёрдыми и быстрыми. Лекарь мог резать плоть, зашивать раны, принимать роды. И пальцы на руках у него никогда не дрожали.

Старец слегка закашлялся, прочищая пересохшее горло, и продолжил:

– С начала весны и до конца лета каждое утро мы с ним ходили по полям и лесам, собирали впрок целебные растения, много разговаривали, а вечерами Горазд учил меня смешивать травяные сборы, готовить отвары и разные мази, а также разбираться в циферках и буковках. Учитель любил повторять, что читать и писать должны уметь не только князья, воеводы и купцы, но и лекари тоже. С каждым днём становилось интереснее и интереснее рядом с ним. Постоянно у крыльца его дома сидели люди, ожидая своей очереди, подходили новые, иногда подвозили на телегах раненых ратников, приводили коней, коров, овец и даже собак. И всякой живой душе лекарь старался помочь, а мне показывал и объяснял, что делает и как лечит. Иногда за лекарем приезжали слуги богатых и знатных горожан, а порой и от самого князя, и Горазд вынужденно бросал свои дела и куда-то ехал. А это он не любил больше всего!

– Но они ж платили ему большие деньги, можно было и потерпеть! – хмыкнула девка.

– Лекарь почти никогда не брал денег, – произнёс Коваль, чеканя каждое слово.

– Вот те на! – удивление и непонимание слышались в её голосе. – Но чем-то же с ним люди расплачивались?