На аллее было пустовато. По-настоящему успешные живописцы выходили на променад только летом, а в непогоду предпочитали сидеть в тёплых и уютных студиях, рисуя портрет очередной капризной богачки. Но, по моему скромному опыту, слава и успех не всегда приходили к самым талантливым. Так что я решительно поправила воротник шубки и не спеша пошла вдоль вывешенных картин, выискивая идеи для Самайна.

Пейзажи: бурные горные речки, заснеженные пики. Натюрморты: лоснящиеся моллюски, огромные терракотово-ржавые тыквы, десятки бутонов и уже распустившихся соцветий. Архитектура невиданных городов… У очередной картины я остановилась. Бальная зала наполнена светом – он дробится в хрустальных люстрах, отражается от зеркал, преломляется в бокалах, искрится в причудливых украшениях дам. Серебро и бархат, узорчатый паркет… На переднем плане картины полулежит на банкетке девушка. Её хрупкое тело облечено в серебристый муар. У девушки яркая, экзотическая внешность – высокие скулы, пухлые губы, точёные черты лица. Она смотрит в сторону, так что глаза невозможно рассмотреть, видно лишь мерцающий в них свет. Я удивлённо втянула в себя холодный воздух. Неудивительно, что девушка кажется мне знакомой. Это же…

– Похоже получилось? – в мужском голосе смешались смущение и законная гордость творца. – С вами здесь пришлось потрудиться. Капризная Красавица никак не хотела ютиться на моей картине.

– Вы мне польстили.

– Ерунда. Не уверен, что я передал хотя бы часть вашего обаяния.

Я наконец оторвалась от картины и посмотрела на того, кто её написал. Художник стоял передо мной, затаив улыбку. Из молодых и бедных, тут же определила я, – одежда потрёпанная, зато в глазах горит азарт. Он был красив классической красотой и сам мог бы стать моделью для картины – чуть выше меня, стройный, медно-рыжие кудри окружают голову пышным ореолом. Художник рассматривал меня не менее внимательно, но не как живого человека, а скорее как объект, который нужно изобразить на холсте.

– Алекс, – после минутной заминки представился художник, – то есть барон Александр Шергардт. – Он неловко потёр нос и развёл руками. – Лучше всё-таки Алекс. Кто вы, я спрашивать не буду, о прекраснейшая Белль де Роз.

Я рассмеялась.

– Вы снова мне льстите.

– Скорее это вы себя недооцениваете. Я никудышный торговец, и мои картины обречены пылиться в мастерской, но я узнаю красоту, когда её вижу.

На лице Алекса было написано искреннее восхищение, и я невольно смутилась. Он стоял так близко, что я чувствовала исходящее от него тепло, но это не вызывало никакой неловкости. С Алексом было легко.

– Я бы купила эту картину, но у меня нет денег, – честно призналась я.

– А я бы подарил вам её бесплатно, но надеюсь всё-таки продать богатому поклоннику знаменитой Красавицы. И заплатить за уголь хотя бы на пару месяцев вперёд, – сделал в ответ своё признание художник.

Секунду мы смотрели друг на друга, а затем одновременно рассмеялись.

Я склонила голову, в последний раз глядя на картину. Пожалуй, именно эту сцену я воплощу на нашем празднике.

– Слушайте, у меня есть пригоршня меди, – решительно заявил Алекс. – На шикарный ресторан не хватит, но можем купить по пирожку и посидеть в гавани. Не самое привлекательное предложение, знаю, но…

– Да, – улыбнулась я.

– Вы согласны?

Кажется, художник не поверил своим ушам.

– Да, я согласна. Идёмте за вашими пирожками.

Вскоре мы уже сидели на глубоко вдающемся в море пирсе. Над водой низко летали чайки, почти задевая волны своими белыми крыльями. Прибой негромко рокотал, словно большой мурлыкающий кот. Помимо пирожков, мы купили по чашке горячего вина, так что сидеть было почти не холодно. К этому моменту мы уже перешли на ты и начали получать удовольствие от общества друг друга.