Ротуск Геннадий Куликов

© Геннадий Куликов, 2023

ISBN 978-5-0060-6336-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Наши сны, как много они значат? Ей, ему можно говорить о любви, верности, но один яркий сон и наступает понимание того, что гнал от себя, гнал как ужас с которым невозможно бороться. Подобные сны настолько отчётливы, что проходят годы они не стираются и не только не стираются, но возникают в памяти с новыми деталями, которые не могут быть без личного присутствия, без живого взгляда на картину увиденного. Проходят десятилетия, меняется понимание произошедшего и открывается: любовь быстро ушла, или её и не было, а был только возраст, требующий иных отношений, требующий исполнения установившихся норм.

На коленях перед ней стоял Кеша, её первая любовь. Понадобились годы, чтобы судьба соединила их. Они верили: данный шаг ничто не сможет изменить, они часть друг друга. Он будет жить для неё и Паля радовалась за свой выбор – ей будут завидовать. Вместе они будут счастливы.

Только время перевернуло страницу угара близости и оказалось: при ожидании радости от предстоящей встречи, она видела холод; он: погружённый в минуты совместного счастья и ожидающий повторения, спешил домой, но натыкался на обещанный неделей ранее террор. У них единства изначально не могло быть, и они могли сойтись только в оплату некого долга, или кредитом к будущему. Вместе, они могли копить только: разочарования, обиды, ненависть. Отношения, на долгое десятилетие установились на уровне: встреча, мука разрыва, вновь встреча и вновь разрыв. Разрыв – терзания от глупости и мелочности проступков, от жестокости высказанных слов. Раскаяние ищет встречи для объяснения но, встретившись и вернувшись в радость примирения, очень скоро возобновляется обоюдная неуступчивость, желание покорить и вновь обиды, зло за себя, за неё за безысходность судьбы. Попытки вырваться из замкнутого круга, через другие знакомства заканчивались ничем. Любопытство, радость открытия нового человека, но до их встречи, новой подруги и его жены – посмотрят молча, без эмоций друг на друга, и через какое-то время закрутится перед ним – это новое не более чем стремление к материальному благополучию, отметке в паспорте, то – есть к тому, что уже имелось. А имелось: встреча, разрыв, балкон с секундомером – камень летит до асфальта, а стрелка, словно останавливается.

При остановившемся времени, его друг предложил путёвку в речной круиз по историческим местам Сибири. В далёкой глуши, в местах ссылок революционеров 1912 года, в той части Оби, где нет постоянных поселений, нет аэропортов и вокзалов, нет речных портов, среди ночи, ему, пристёгнутому к откидывающейся кровати, приснилось. Нет, это не сон, это видение с деталями. Они, его жена и друг устроивший поездку, в одной постели. Всё многолетие мук, ненависть и привязанность, желание покончить с ней и с собой, в раз, по пробуждению, взбунтовало мозг. Закрыло часть с памятью невыносимости имеющегося ада, чтобы другая часть, с записью невозможности раздельного существования, вызвала полусонного капитана корабля с требованием, немедленно остановить любое проходящее судно для экстренной доставки в ближайший аэропорт. Капитан, взглядом поняв невменяемость сего туриста, включив связь, или без связи, в отключенный микрофон просил остановиться всё проходящее, одновременно убеждая, что всего через сутки, они будут в областном центре и оттуда не будет проблем добраться; сейчас же, согласно маршрута, он не имеет права отменить стоянку для дневного отдыха, с диким пляжем, удочками и развлечениями.

К вечеру, кипевший чайник остыл, вернулось сознание, вернулась способность к размышлению. Песок, который ещё утром, он готов был тоннелем рыть к той кровати, днём, теплом каждой песчинки, уносил десятилетнюю безысходность. Драма уходила – ему всего тридцать семь.

К вечеру: свежесть воды, беззаботность отдыхающих, вернули в радость окружающего мира, в красоту жизни. Весь берег, заполненный молодостью, ликовал и танцевал от переизбытка энергии. Берег звал присоединиться, звал стать частью радости Жизни. Он начинанал различать мир. Мир требовал его присутствия; он увидел красоту, вернулся в реальность, которую не замечал, не видел, пока не прокрутился секундный ролик, ролик, скальпелем оголивший истину. Кто его даровал, кто даровал освобождение, и почему только через десяток лет?

Много позднее, видение похорон не оставило волнений, хотя та же явь деталей – реального взгляда присутствия в том миге собственным сознанием: По двору на руках несут гроб, уходят почему-то за угол дома? Однако поездка, встреча с дочерью, её пояснение «Проезд перегородили блоками, и потому несли на руках до машины – на вопрос где захоронена? Ответила – Там дядя Гриша. Он у кладбища каждый день. Он покажет». Вернувшись, Кеша открыл фотоальбом, собственная запись на её фото «Не даёшь думать не даёшь жить. Освободи» перетрясла его внутренности – запись сделана за неделю до насечки на могиле. Он хорошо помнил состояние времени написания: острота чувств вновь оставила без способности принимать решения. Он слышал её голос, её зов, который в очередной раз поработил, овладел им, и только сотни километров бездорожья, да обязательства накопленные десятилетиями, спасли от возобновления отношений. Она же, в очередной кризис, в ненависти, вынудила своего первого мужа закончить её страдания. Далее только он, всё оставшееся время, время восьми лет строгого режима, время брошенности в бездомность, аптечные настойки и тройной диколон, нёс свой груз, нёс, боясь минут просветления, бессонницы – в бессилии, прося и прося Всевышнего остановить непосильность существования. Это она, Паля, рождённая в непокорность и не покорённая и после смерти, властвовала и возносила, мучила и казнила.

*******

Написанное здесь для чего это? автору не ответить. Если сказать, что есть вера в свои силы способные изменить мир? нет у него подобных сил, и даже есть уверенность, что кто бы что не написал, не сказал, мир слышит и не верит, или не способен верить без собственного опыта, без собственных шишек? «Умный, учится на чужих ошибках» – правда ли это? Мир признаёт величие У. Шекспира, часть величия которого – убийство Меркуцио, который минуту назад издевался над беззащитной молочницей. Что изменилось? разве сегодня многие из нас не издеваются, не унижают слабых, беззащитных. Унижают и издеваются, при этом в гордости за себя. Прошло более четырёх веков, сменились десятки поколений, но перемен нет…

Далее автору не сказать где явь, где воображение, где сон. Всякий раз, перечитывая написанное, от части эпизодов, от большей части мыслей, хочется отказаться, в другой раз, как раз данные участки кажутся лучшими, и увидится на кратчайший миг, что самый, самый каждый из нас меняет мир, каким бы маленьким не считали его, или он себя, он меняет весь мир, и кто его знает? вдруг наперекор всему Вы найдёте что-то на этих страницах, что изменит вас, а Вы сделаете, чуть справедливее и счастливее остальной мир, или наоборот, сами станете счастливее принятием существующего.

*******

Голова. Жар в голове. Мыслям тесно в черепной коробке. Сознание удерживается крайним напряжением. Нужно подняться, дойти до холодильника, достать банку холодного напитка, запрокинуть голову чтобы влить в себя содержимое, только что это? Енокентий падает. Угол рассекает затылок. Физическая боль разорванной кожи, открывает калитку в безграничность. Сознание, оставив тело, несётся с новыми бесконечными возможностями то в прошлое, то в будущее. Несётся, а собственная судьба мчит не отставая, в круговерти с прочими судьбами и не разобрать, кто ведёт, кто ведомый; не разобрать, кто виноват и есть ли виноватые?

Кешку призывают в армию, вновь он перед своим капитаном, а Холгин спрашивает – «Справедливость найти хочешь? Мир тебе не ндравится. Каждого счастливым видеть хошь? Помню тебя в твой первый призыв, и тогда ума не было – Кешка лезет в бутылку – И сделал бы, только командиров много, а цели и у одного с моими не совпадают – Капитан, будто не слыша, продолжил – Приходите служить, а вместо службы сплошной бред. У тебя и того хуже, двоих за жизнь счастливыми не сделал потому, видно, весь мир осчастливить жилаете».

Офицеры противовоздушной ракетной части неделю в месяц дежурили на пусковой площадке, остальное время жили во временном посёлке без тротуаров и асфальта. У них не было авто, дачи, лодки, а по прошествии лет, покажется – у них кроме погон и чемодана совсем ничего не было. Его же капитан выпадал и из этого ряда: шинелька осталась одна – парадная, в ней оборудование осматривает, в ней же, в День победы, поздравление принимает; на ногах солдатские юфтевые сапоги, каблук из ремонта – не подоспел новый призыв с 46 размером. Старшина, в данную роту отбирал пополнение по размеру ноги командира.

О нём басни, анекдоты ли, доходили до солдат быстрее автобуса в котором он приезжал: На гауптвахте – сорвал Новогоднее поздравление генерала. Попытка утихомирить вызванным нарядом, перешла в рукопашную, с победой капитана. С учебных пусков вновь на губе: столичный майор, прикомандированный на время учений для отметки в послужном списке, во время застолья подковырнул его формой, но успел сбежать и закрыться в туалете, только капитанский супер тяжёлый вес двери вынес, а разбираясь с подоспевшими усмирителями – разворотил и тамбур. По прибытию подведение итогов – цель поражена – все отмечены. И Холгин отмечен: за дебош, за ремонт вагона, лишён очередного звания; возвратился в компанию холостяков – жена оставила. И его, Енокентия, вторично призывают под знакомую руку, ну нет – «Скажите т. Капитан, как уйти в другой полк, часть, куда угодно только к командиру без вашего шарма? Нет желания в наряде, в вашем номере бутылки из-под „Дубка“ выгребать – Тебе…? в другую часть? Ты уже мог в другой части оказаться – в дизбате, или за решёткой. Забыл, как вывел с боевого дежурства ракетную установку – затопив насосную, или тебе напомнить, как тебя всем полком искали прочёсывая лес, а ты спал в бойлерной, рядом с автоматом. Компрессор сжёг, на полгода оставив часть без системы пожаротушения. Не продули, трубы разморозили. Чего замолчал то, или ещё и гражданку вспомнил? Отдай тебя закону, тебе в тюремном морге десятилетия без похорон лежать чтобы судейское решение исполнить» Замолчал и он, посмотрел толи с жалостью, толи с болью, словно вновь докладывает старшина о провинностях, тянущих на 10 суток, а ему, нужно найти решение, которое воспринималось бы высшей справедливостью. Ему ошибиться нельзя. «Здесь, в этой канцелярии, мне дали право решать кого принимать, а кого назад, это тех, кто земные желания не исполнил, там не должно оставаться желаний. Потому, садись в „Папелац“ выбирай точку в мире, устанавливай свою правду. Убедись сам, набрался ли ты разума за жизнь?»