. Война с турецким государством, как известно, не была в истории России новым событием, и тюрко-мусульманским воинам уже не раз приходилось идти с оружием в руках против «братьев по религии и крови». Но тем не менее призыв турецкого султана к «джихаду», обращённый в том числе и к мусульманам Российской империи, вызвал серьёзную обеспокоенность в правящих кругах России.

Следует отметить, что после вступления Турции в войну с объявлением «джихада» против Англии, Франции и России, мусульмане действительно оказались перед сложным выбором. Чувства солидарности с турками были сильны в российском мусульманском обществе[161]. Поражение Турции в Балканских войнах 1912–1913 гг. рассматривалось российскими мусульманами как начало конца Османской империи и значительно снизило её авторитет в качестве оплота ислама, но в то же время это означало приближение гибели последнего независимого исламского государства[162].

Уже с появлением первых сведений о том, что Турция готовится нарушить нейтралитет, российская верхушка начала проявлять беспокойство и постаралась оперативно организовать контроль над настроениями мусульманского населения внутри самого государства.

К этой сфере деятельности были привлечены не только административные и жандармские силы, но и некоторые тюркологи, например, Н. И. Ашмарин, являвшийся в годы войны военным цензором. 17 сентября 1914 г. он составил специальную записку на эту тему и адресовал её председателю Военно-цензурной комиссии[163]. Этот аналитический документ отражает ту ситуацию, которая в период войны беспокоила российские власти. Причём здесь речь идёт не только о периоде войны, а делается попытка общего представления о ситуации в татарской мусульманской среде. Ашмарин отметил два, на его взгляд, важнейших периода, на которые можно было разделить рост и развитие «татарской мысли» за последние десятилетия: 1) эпоха «узко-магометанского религиозного направления»; 2) эпоха европеизации и приобщения татар к европейской культуре. Приблизительной гранью между периодами данный тюрколог видит русско-турецкую войну 1877–1878 гг., которая пробудила у российских мусульман интерес к Турции и тем приобретениям, которые Турция переняла из Европы. Отмечая роль И. Гаспринского в пропаганде общероссийского патриотизма, Ашмарин настаивает, что «его ученики пошли дальше своего учителя», что они стали шире смотреть на национальный вопрос, что в среду «интеллигентных мусульман» уже проникла идея о том, что «интересы подчинённых национальностей не всегда уживаются с интересами господствующей народности». Он предостерегает власть, что в настоящий период, когда Россия ведёт войну против Германии, эта идея может создать новых врагов России, и она вполне может отлиться в «определённые формы». Он приводит примеры таких настроений в мусульманской среде – сочувствие татар андижанскому восстанию и военным успехам японцев во время русско-японской войны, стихи, направленные против русских, газетные статьи с комплиментами в адрес немецких офицеров и др. По мнению этого цензора, татары многое делают для того, чтобы доказать свою лояльность, и всё же ещё предстоит выяснить, насколько широк среди них круг людей, действительно преданных России. Особо опасался Ашмарин мусульманских школ, которые, по его мнению, «создавали сторонников Турции». Его огорчало то, что русские чиновники плохо представляют себе мусульманский мир, не знают татарского языка.

С осени 1914 г. за татарским населением губернии и отдельных уездов было установлено довольно жёсткое наблюдение на предмет выяснения его настроений. В одном из приказов Казанского губернатора начальнику Казанского губернского жандармского управления прямо сказано, чтобы ему сообщались все сведения о том, как мусульманское население относится к войне с Турцией