.

Между тем, действовал и Маруцци, и его усилия (как писал Коттини во Флоренцию 4 ноября 1769 г.) не укрылись от внимания со стороны «Inquisitori di Stato», ведомства, выполнявшего функции венецианской секретной полиции. В поле его внимания попали передвижения Маруцци по Италии, денежные пособия, получаемые им из России в течение последних месяцев, его путешествие в Тоскану в сопровождении двух русских офицеров[953]. Общая оценка деятельности Маруцци была сделана в донесении Коттини от 25 ноября: венецианское правительство пребывало в уверенности, что особенного успеха в Тоскане русский поверенный не снискал. Возвращавшийся из Рима через Тоскану венецианский нобиль Джироламо Мочениго по приезде утверждал, что «в Тоскане Маруцци почитают так же, как и в Венеции…», т.е. не выказывают особого расположения[954]. С ним заочно соглашался В.С. Тамара, писавший вице-канцлеру А.М. Голицыну из Венеции 1/12 мая 1769 г.: «Маруцци здесь ненавидим не только Греками, но и благородными Венецианцами. Не правда, чтобы дом его был всеми посещаем, как то рассказывает кавалер С. Марк (имеется в виду посланник Мерк. – Авт.): напротив, к нему никто не ходит, и особенно после размолвки его с братьями, известными за хороших людей. Над ним охотно подшучивают. <…> Графы Орловы очень против него предубеждены»[955]. Тем не менее, деятельность русского поверенного успешно продолжалась: в депеше от 9 декабря 1769 г. Коттини писал, что

Маруцци постоянно получал из Петербурга векселя, платить по которым надлежало в Амстердаме. Маруцци еженедельно менял векселя в Венеции на местные цехины на сумму двадцать тысяч флоринов[956].

Активность Орловых в Ливорно также вызывала в Венеции недовольство, связанное с перспективой нарушения военного баланса в средиземноморском регионе[957]. 13 мая 1769 г. венецианский Сенат информировал своего посла в Вене о ситуации в Тоскане. По сообщениям неназванных ливорнских купцов, высокопоставленные персоны из России, недавно прибывшие в Пизу, намерены распределить в Ливорно патенты Российской империи[958]; по той же причине в Ливорно задержались капитаны с фальшивыми английскими документами, желавшие затем отправиться в Порт-Магон, соединиться с россиянами и воевать с турецкими и рагузскими кораблями. Сообщалось также, что в Тоскану тайно направлялись славянские подданные Венеции, опытные в навигации и кораблестроении (назывались фамилии Лупович, Рукович, Маринко, Иванович, Каменарович и др.). Венецианский капитан Гаспаро Моро видел в Ферраре большое количество вооруженных холодным и огнестрельным оружием выходцев из Каттаро, принадлежащего Венеции города в Черногории, о чем Моро и донес Сенату. В Венеции были уверены, что все означенные лица были намерены в составе русских войск отбыть на войну с Турцией, что требовало от венецианского правительства самого деятельного контроля: нейтралитет республики запрещал ее подданным участвовать в русско-турецкой войне на стороне России.

Сенату казалось сомнительным, что греки и албанцы православного вероисповедания могут отказаться от контактов с русскими представителями в Италии, однако это неизбежно возбудило бы подозрения Порты. В итоге, Сенат принял и опубликовал специальный эдикт, воспрещавший венецианским подданным участвовать в боевых действиях России против Турции и приравнивавший нарушение устанавливаемого правила к государственному преступлению. Эдикт был отправлен в Лондон, Вену и Константинополь, венецианским властям в Леванте, Далмации, Албании[959], а также переведен на греческий и хорватский языки. Тем самым Венеция старалась избежать обвинений в сочувствии ее граждан одной из воюющих сторон и подтвердить собственный нейтралитет