– Правильно! И мне – туда же, – обрадованно подаёт голос Витька Коморов.

– С фами отдельный разкофор, – инспектор склоняется над бланком направления..

– Кто ж там управляется, – спрашиваю я, – без мужских рук?

– Прекрасный поль, – шутит он.

– Серьезно?!..Где же Павки Корчагины? – пытаюсь шутить я. – Они что, перевелиь?

– Фот теперь фы пудете за Пафку.

Инспектор протягивает мне направление.

– Фсего коросего, капитан! Рапотайте, опзивайтесь; мозет и нафсегта останетесь, если эстонский ясык осфоите.

Выйдя из кабинета, я жду Витьку. С ним, действительно, происходит отдельный разговор, и отнюдь не на полутонах. Первый вопрос, который кадровить задаёт, мне вообще не задавался: почему тот желает поступать на работу именно здесь, в Эстонии?.. Витька, слышно через дверь, отвечает, что ему тоже некуда ехать, что ему здесь тоже нравится.

– Фам есть кута ехать! – говорит инспектор. – Россия оцень польшая. Фы приехал на легкий хлеп?!..

Я давно заметил за прибалтийцами ревностное отношение к своей родине. Хотя, наверно, такая ревность свойствена многим народам.

– Товарищ начальник! – умоляет Коморов. – Ну, поймите! Войдите в моё положение…

– Я фсе понимаю. От таких летуноф мало толк, – отвечает кадровик.

– Да бросьте! – орёт Витька. – Вот документы. Гляньте! Какой я летун?!.. Ну, сменил только четыре места, другие по десятку меняют, и –ничего!

Через минуту Витька вылетает красный, как боцман, хвативший стакан неразбавленного спирта.

– Вот «кураты»! – возмущается он, запихивая документы в сумку. – Непробиваемые, как танки. Придётся обратно пылить, в лапы к той красавице.

– Попытайся куда-нибудь ещё. – советую я. – Мало ли строительных контор!

– Пытался! – бурчит Витька. – Всюду одно и то же. Как сговорились. Ты, каплей, с ними особенно не вожжайся. Тебе сейчас доверие, потому что из армии, молодой офицер, а пройдёт годик, другой – увидишь – предъявят претензии: почему не едешь обратно в Россию?! Приехал, мол, на легкие хлеба!.. Такие они все. Три года назад, когда я молотил в «Таллиннстрое», мы спуску им не давали. Еду в трамвае, отмотаю билетов на полкатушки и продаю. Пускай пикнет кто! Кулак – под нос! Заглохнет, как миленький!..

На Балти-йаам Витька идет покупать билет в Псков, мне же советует ехать в поликлинику, чтобы успеть пройти медкомиссию, иначе в общагу не пустят. Такие здесь законы.

– Четвертную не займешь? – просит он напоследок. – Вышлю, как только приеду.

– У меня всего двадцатка.

– Ладно, давай двадцатку. Ты-то теперь на месте, у ребят перехватишь до получки, а мне почти сутки пилить.

В Лиллекюла, в поликлинике железнодорожников, очередь на медкомиссию, но я успеваю-таки получить нужную справку, которая и открывает мне двери в общежитие на Палиски-мантее.

Теперь в тихой комнатушке с видом на Палдиское шоссе и мыс Рокка-аль-Маре я безбоязненно могу склониться над дневником, доверяясь ему без оглядки.

Скоро у меня будет паспорт и прописка. Хотя по общежитию, но все же прописка. Сегодня днём я прошелся по улицам Таллинна уже как старожил. На Вышгороде меня накрыл теплый бисерный дождь. Я зашел в сквер, где плачет по мужу окаменевшая мифическая Линда. Теперь это и мои парки, и мои памятники. Когда-то, представил я, по этим аллеям бегала девчонкой синеглазая Вийви. Где она теперь? Может быть, где-то рядом. У меня есть шанс повстречать её. Вдруг выйдет из-за того поворота, и в том не будет ничего удивительного…

Вернувшись в общежитие, я разыскал мастера. Худощавый скуластый брюнет моих лет недавно закончил техникум, до того служил на крейсере «Фрунзе» на Черном море. Форменный китель с погонами я заменил уже обыденной ковбойкой, но мастер знает, кто я и откуда. Похоже, слава обо мне облетела общежитие, перенаселённое женским полом.