– Спасибо, Вадик.

– Да бросьте! – кому-то из посмелевших матросов не терпится кольнуть самолюбие бывшего командира. – Какой там Питер?! Человек хочет здесь, в Эстляндии, якорь кинуть. Точно, каплей?

– А что, тоже дело, – находится и защитник.

– Ну да! С «куратами» связываться – пропадёшь ни за грош. Сколько волка не корми, все в лес смотрит.

– Не-е, братва, – находится кто-то прозорливый. – Тут дела сердечные. Шерше ля фам!

– Нет, вы серьезно хотите остаться? – не отстаёт страшина-минёр.

С насмешоивым намёком звенит гитара:

Годы службы так быстро минули,
Нынче вышел приказ – ДМБ.
В Кадриорге, в цветущем июле,
Я спешу на свиданье к тебе…

Старая матросская песня., неизвестно кем и когда сочиненная.

Я – моряк; я Балтийское море
Полюбил в твоих синих глазах.
Неужели ты скажешь «ей оле!»,
Неужели ты скажешь «айтах!»…

«Ей оле» и «айтах» самые распространенные эстонские слова: «нет» и «спасибо»…

Странное дело! Все они, в общем-то, неплохие ребята, когда врозь, но когда вместе, обретают какой-то отрицательный потенциал. В чем тут дело?.. Возможно, это открытие ждёт своего Ньютона, чтобы тот сформулировал его как закон человечского общества…

Да, конечно; матросы уже почувствоали вкус свободы, у каждого начинается или продолжается собственная жизнь; все они, как пьяные, наверху блаженства, а в мыслых – за тридевять земель отсюда.

Но вот и Балти-йаам. Я остаюсь один. В руке чемоданчик с нехитрым флотским скарбом, в кармане – воинский билет до Саратова и двадцать пять рублей ассигнациями, под ногами огромный и пустынный, как чужая планета, земной шар. Куда править стопы? В Саратов? Меня просили туда не приезжать…

Иду по городу в неизвестном направлении. Потом обнаруживаю себя на Набережной. Красивая она в Таллинне. Стальные перила, громадные зеленые клёны, памятник «Русалка» в честь погибшего когда-то русского корабля. Рядом щелкают фотоаппараты, слышен смех, говор на разных языках. Сажусь на лавку, смотрю в тлеющую на закате кочегарку белой ночи…

Сколько времени провожу так, не знаю. Может час, может два. Может день или два. Солнце, как подлодка, то погружается в холодный кипяток моря, то всплывает… Нет, надо куда-то идти, вечно сидеть невозможно. Надо что-то делать, куда-то ехать. Куда? Зачем?..

Возвращаюсь обратно в центр города. Улица Виру запружена праздным людом. Что-то толкает к двери с вывеской «Юридическая консультация». Возможно, мне просто хочеться взглянуть на себя глазами другого человека или удостовериться, насколько я лишнй человек.

Бойкий джентельменчик в серой тройке с розовым галстуком окатывает меня волной профессионального дружелюбия и брызгами мягкого прибалтийского акцента.

– Топри тень, молотой человек! Присазивайтесь, путьте люпезны, в ноках правты нет, как гофорят русские. Ферно?!.. Цто слуцилось?.. Цто прифело вас сюта? Рассказите, не стесняйтесь!

Я достаю документы, письмо, протягиваю. Адвокат, покручиваясь на вертушке модернового кресла, изучает бумаги, поигрвает желваками. Ему лет тридцать. Что он может знать о жизни?.. Вскинув золотые очки, он вкладывает письмо обратно в конверт.

– Итак, торогой товарись Перепёлькин, васе тело выигранное. Я за неко перусь!

– Выигранное? – не понимаю я.

– Йа-а!.. Васи приемные ротители остафляют вас пес сретства к сусестфофанию. Понимаете?.. У них есть польсое хозяйстфо. Так?.. Том?.. Кфартира?..

– Дом. Свой. На берегу Волги.

– Фот! Витите?! Масина тозе наферно есть?

– «Жигули».

– Прекрасно! Том, приусатепный уцасток, пристройки и процее. Я прафильно вас понималь?.. Сколько тетей есё, кроме фас?

– Двое. Брат помоложе меня, в армию скоро призовут, и сестра, недавно вышла замуж.