Природный ум позволял мне парить на бреющем полете в статусе троечника. И даже перейдя из одной школы в другую, я сохранил свою приверженность оценке «удовлетворительно».
Но десятый класс вдруг стал озарен такой нежной влюбленностью, что я наконец обрел весомую причину, чтобы приходить в школу. Алина. Так звали маленькую девушку с карими глазами, с умилительно проблемной кожей на щеках и очень закрытым характером. Моя главная ошибка заключалась в том, что я поставил ее на более низкую ступень в школьной иерархии, что могло бы позволить мне, новичку с проблемным прикусом, рассчитывать на взаимность. Сейчас, через всю толщу дней и секунд (из тех, что запоминаются), не прорваться к тому чувству. Есть только воспоминания о нем. След стихии, владевшей пятнадцатилетним мальчиком, у которого даже голос еще не начал ломаться. А мне в те годы казалось, что, когда у меня наконец изменится голос, – придет абсолютно все: деньги, женщины, власть.
При упоминании ее имени в моей душе возникал карнавал, праздник существования другого человека.
Она не находила вульгарным усесться ко мне на колени и начать что-нибудь болтать.
– Хочешь, нарисую дракона?
– Хочу.
На моем запястье появлялся овал, затем его перерезает ломаная линия.
– Жди, когда вылупится.
На информатике нас посадили вместе. Это были блаженные минуты симбиоза, когда моя надежда крепла, нахально жирела. Стоило Алине наклониться через меня, чтобы сказать что-то своей тогдашней подруге, – а без касаний это было сделать невозможно, – как во мне взрывался чувственный снаряд. Я попадал в стратосферу наслаждения.
Через полгода у нее случился роман с одноклассником (у того уже росла щетина, как у мужчины), закончившийся вместе с выпускным.
Спустя еще год я попытался ухаживать за ней, приезжая к институту, в котором она училась. Я провожал Алину от института практически до дома. И в один из таких моментов я не удержался и обнял ее прямо перед дверями маршрутного такси, на что услышал крайне холодное: «Глеб, что ты делаешь?» После этого я отпустил ее в переполненную маршрутку уже навсегда.
Главное проклятье этой безответной любви заключалось в том, что я сравнивал чувства к каждой новой девушке, появляющейся на горизонте, с чувствами к Алине. Сверял и разочарованно засовывал образец обратно в сферический тубус своего сознания, бешено крутящегося на одном месте. Но с Элей моя несовершенная природа поступила по-своему деликатно.
Со школы прошло уже пять лет. За это время я встретил Алину пару раз. Но в тот август мои встречи с ней стали более прогнозируемы.
Дело в том, что в то лето она устроилась работать на местный целлюлозно-бумажный завод, путь к которому шел мимо моего дома. Часов в шесть вечера я позволял себе выйти во двор, чтобы погладить нашего пса Джека, начесать его шерстяные жабры и заодно проводить взглядом Алину, помахать ей рукой, как бы говоря: «Ты ходишь на работу, а я лодырь, который больше не любит тебя, пока!»
Глаза мои к тому времени уже были близоруки, однако я продолжал ходить без очков. В тот день, уже немного заждавшись и сняв с Джека все сосновые иголки, я наконец увидел в отдалении голубое пятно – фигуру девушки со знакомыми очертаниями. Оставалось лишь дождаться, когда она пройдет мимо моего дома, уточнившись в чертах, но вдруг Алина повернула в сторону озера. Есть такой эффект в видеомонтаже – размытие, когда две склейки растворяются друг в друге и получается плавный переход. Тогда это случилось в моей голове.
Я забрался на крышу еще недостроенного соседнего дома. Зрения хватало для того, чтобы распознать в озере туши щук, греющихся на солнце, – они были похожи на маленькие занозы. Но понять, что за расплывчатая девушка забралась на остатки бетонных укреплений, мне не удавалось (даже когда я сформировал для фокусировки маленькую ромбовидную дырочку из кончиков четырех пальцев). Я только смог разобрать, что она постелила на землю что-то красное.