В разгар этого сольного разгула случайно опрокинутый бокал с вином кое-что выявил в моем характере. Мне захотелось принести жертву. Сняв штаны, я бросил их в бордовую винную лужу на полу. Можете представить мой вид, когда к моему недостроенному балкону подлетела неведомая птичка (позже выяснилось, что это ополовник), которую я решил заснять в приступе пьяного вдохновения. Пользуясь ее бесстрашием, я подходил все ближе к отсутствующим перилам балкона.

Есть несомненное художественное достижение у этой съемки. Смазанный кадр улетающей наверх птички, снятый падающим вниз оператором.

Двойной перелом ноги приковал меня к кровати на три месяца. Ночевать на втором этаже я уже не мог, пришлось жить на первом. После моего полета камера осталась невредима, однако снимать в таком положении было особо нечего, так что я углубился в монтажное ремесло. Рядом со мной бедовал угрюмый рояль. За три месяца мне удалось разучить главную тему из «Пиратов Карибского моря», от которой мои родственники тихо изнывали.

Еще из приобретенных навыков стоит отметить сноровистое открывание бутылок пепси с помощью костыля и опасные подъемы по лестнице (ужасавшие мою бабушку).

Один день я помню, как большой праздник. Мой личный. После долгой зимы, отступившей только в марте, когда стены уже позабыли солнечный свет, а кожа моя, побелев, как у вампира больного анемией, начала являть голубые вены, желтые треугольники залезли в комнату через входную дверь. Солнце вылизывало облупившийся лак пола и дошло до шершавых кирпичей камина. Через узкую полоску двери я увидел, что зимние вещи горой сложены на столе: как выяснилось, на «шапочной» полке поселилась крыса. Ее иногда видели и говорили о ней. Показывали руками размеры, густоту шерсти сравнивали с собственными шевелюрами. Как-то раз папа сказал: «Она цвета поздних сумерек». Обычно я лежал и слушал ее деятельное шелестение в прихожей через стенку. Мой брат Рома, который до этого преуспел в ловле крыс на унизительные приманки, в этот раз собирался поймать ее на хозяйственное мыло. А пока этого не произошло, бесполезная кошка лежала рядом со мной и ностальгически урчала, словно пародируя звук мятых сугробов. Недавно она разродилась пятью котятами аккурат в лыжный костюм моей тетки.

На экране ноутбука шел «Андрей Рублев» Тарковского, а за окном от сжигаемого сушняка витал пепел, который я принял за призраки будущих летних мошек.

На моменте, где Никулину вливали в горло свинец, пришло сообщение от Эли. Она интересовалась, как у меня дела. Вновь рассказывать о том, как я сломал ногу, мне не хотелось, и я вспомнил, что одной из причин, почему мы с Элей не сошлись в интересах, была книга Керуака «В дороге». Поэтому в качестве компенсации я написал, что периодически подумываю о путешествии автостопом по Европе.

Это было попадание в десятку. Видимо, в этом занятии объединялось все, что Эля любит (хотя в полной мере я узнал об этом лишь в путешествии): авантюризм, острые ощущения, пыльная романтика, представления о том, как должна проходить молодость, и борьба со стереотипами об отличницах. Эля настрочила мне огромное полотно текста о том, как хочет совершить нечто подобное, с каким-то невероятным количеством восклицательных знаков и смайликов. Поняв, что назад уже не отмотать, я даже слегка пожалел о своем предложении.

Хотя стоит отметить, что человек, долго прикованный к кровати, может пойти и не на такое (так обезумевшие от холода французские солдаты зимой 1812 года вбегали в горящие избы, чтобы наконец согреться).

Я понимал, что такие приключения – совсем не мой стиль. Тут же в голове возник образ замученного автостопщика с рюкзаком выше его головы, вечно грязного, стоящего на опасной обочине дороги с поднятым вверх пальцем. Попрошайничество, да еще и с моим ростом… Но следом я представил рядом с собой фигурку Эли, и стало гораздо лучше. Это уже было похоже на мечту. Двое на обочине. В этом я уже мог найти пронзительный образ единения на фоне общего отчуждения.