Я остановился, не в силах совладать с удивлением.
– Он так уже делал?
– Да. В этот раз, кстати, часть яичницы улетела мимо ведра. Он хотел меня заставить убрать, но я сказала, что опоздаю в школу, и ушла.
– Он у тебя всегда такой тиран?
– Ну, не весь день, больше по утрам. Может, у него по утрам что-то болит? Он вообще хороший, но не без перегибов. Например, если мама долго носит одно и то же платье, он может его взять и выкинуть, не особо спрашивая.
– Однако интересная персона.
– А то.
– Я предлагаю тебе сделку.
– Какую?
– Давай прогуляем твою школу в пиццерии, а потом еще где-нибудь?
Эля задумалась.
– Твой рюкзак я могу взять на себя.
– Не надо.
– Значит, ты согласна?
– Ну, в принципе, первый урок – не очень важная штука.
– Я слышал, что ходить на первый урок – дурная примета.
– И к чему она? – вдруг заинтересовалась Эля и, улыбнувшись, продемонстрировала прелестную ямочку на щеке.
– К раннему гастриту.
– А что нужно делать, чтобы этого не произошло? – Эля развеселилась, и глаза ее блестели.
– Уничтожить пепперони или «Маргариту».
Она протянула мне руку, чтобы закрепить партнерскую сделку, и я пожал ее.
За время прогулки выяснилась досадная особенность коммуникации. Из-за моего роста и Элиной манеры говорить очень тихо оказалось, что до моего слуха вспархивали лишь некоторые слова. Это, к сожалению, заставляло меня часто переспрашивать, а ее, судя по всему, – несколько раздражаться.
Основной зал пиццерии был закрыт, но работало окошко выдачи. Через пятнадцать минут ожидания нам высунули теплую картонную коробку.
Присев на оградку, мы довольно быстро разделались с пиццей, которая раскидывала томатную пасту на все вокруг (я хотел сравнить это с кровавым пометом, но сумел сдержаться).
Из Элиного рюкзака выглянул корешок книжки. Я вспомнил про обещание, данное себе, – побольше задавать вопросы о ней.
– Ой, ты с книжкой. Дай глянуть.
Она не стала доставать ее – просто сказала, почти каркнула:
– Керуак.
– Неужели «В дороге»?
– Да, – засияла Эля. – Читал?
– Хватило страниц на десять.
Элю мой ответ явно озадачил, и я поспешил объясниться:
– Знаешь, к некоторым культовым, так сказать, книгам приковано какое-то особое внимание. Так вот эта книга, по-моему, полная хрень.
– Я ее в третий раз читаю.
Эля взглянула на меня, как на человека-ошибку, человека-оборотня, который обманом затянул ее в свое логово.
Я затараторил:
– Но я совершенно уверен, что есть хорошие, прекрасные люди, которые любят его. Вот моя тетка, например, – невероятно обаятельная и умная женщина, но читает абсолютный шлак. Она читает книги женщин, которые гораздо глупее нее. Например, Устинову. Тетя говорит, что она отдыхает сознанием – и ощущает себя как водоросли в холодном ручье, когда читает такое.
– Керуак – не шлак.
– Да я про тетку.
– Может, ты сам что-нибудь дельное напишешь, а потом начнешь рассуждать?
– Боже, я не знал, что ты так любишь эту книгу.
– Может, я вижу в ней то, чего другие не видят?
– Наверняка так и есть.
Эля вдруг настолько переменилась, что я заозирался, пытаясь найти спасение во внешнем мире.
Я заметил постер, на котором были изображены машины и каскадеры. Сверху стояла сегодняшняя дата.
– Я, наверное, пойду в школу.
– Хочешь сегодня вечером вот на это? – я поспешно показал на плакат.
Эля, очевидно, обдумывала, как вежливее отказать. Потом она принялась изучать афишу. Там, конечно, присутствовал взрыв, на фоне которого стояли, обнявшись, несколько мужчин, всем своим видом демонстрирующие бесстрашие перед смертельной опасностью. Над ними летела машина.
– Там будет очень много адреналина, – сказал я. Жалкий манипулятор.