Уставившись в едва различимый в ночном сумраке потолок, я представлял себе возможную самодостаточность. Собственная комната, финансовая независимость, возможность распоряжаться жизнью, принимать решения – вот составляющие взрослости. Необходимые атрибуты состоятельности, путь к горделивому лозунгу (устаревшее военное слово, украденное политиканами), где ты – условный знак, сигнал, необходимый для пропуска куда-либо. Где бы его раздобыть – этот самый ЛОЗУНГ?! Думал я, незаметно проваливаясь в сонную кисею.

Вынимая из тайного хранилища подсохшую кисть и мольберт, я начал размашисто вписывать желанные мазки в яркую картину грядущего. Роскошный диван у огромного окна, кресло и журнальный стол, заставленный рядами стекла в разноцветных этикетках, светлый ковёр под ногами удивлённых гостей. Они разбрелись по залу, любуясь интерьером, держа в руках играющие на свету яркими всполохами хрустальные фужеры. Я сижу в удобном кресле, с лёгкой ухмылкой разглядывая гостей, вальяжно закинув ногу на ногу.

– Хозяин!

– Сколько комнат в вашем бунгало? – интересуется милая, рыжеволосая дама, заискивающе вглядываясь в моё лицо зелёными, словно горное озеро, глазами.

– Их десять, – милостиво отзываюсь я, подливая в бокал минеральной воды. – Эта гостиная, пять спален, мой кабинет, будуар и гардероб.

– А десятая? – проявляют интерес остальные гости. – Вы обозначили лишь девять?

– В десятой я ещё не был, всё никак не могу до неё добраться. Совершенно нет времени, – давясь пузырями взорвавшейся во рту минералки, пытаюсь ответить им я…

Стены гостиной начали принимать зеленоватый оттенок, покрываясь сочной и густой листвой. Гости растворились в сгустившейся тьме, я явственно почувствовал чьё-то присутствие.

– Откуда ты вылез? – в самое ухо пробурчал мне моложавый амбал с увесистым веслом, неожиданно склонившийся ко мне из-за спины…

Встретив Рыжика у памятной калитки, я мельком взглянул на пострадавшие во вчерашней короткой схватке кусты и, ухватив девчонку за белоснежную ладошку, увлёк её за собой.

– Куда пойдём?

– В кафе на Яковлева. Там потрясающее мороженое выдают красивым дамам.

Оксана улыбнулась.

– А как ты понял, что я красивая?

– Это дано лишь художникам и математикам, – с серьёзным видом ответил я.

Всю дорогу до кафе мы обсуждали, чем математики отличаются от художников.

Храм Снежной королевы из городского хладокомбината был невелик, шесть на шесть метров, с пятью небольшими столиками, накрытыми белыми отутюженными скатертями. Мы заняли свободный в будний день столик у окна.

Ты вчера подрался? – рассматривая моё лицо, допрашивала меня Оксана.

– С чего ты взяла? – не отрываясь от короткого перечня в меню, ответил я.

– Сорока на хвосте принесла, – попыталась отшутиться девушка. – Или в новостях с утра передавали. Я уже не помню.

– Диктора случайно не Сашей зовут?

– Ну, если только совсем случайно, – не стала отпираться она. – Мы с Сашей давно знакомы, ещё в один садик ходили и класс у нас один, и сидим мы рядом почти. Ты не думай, между нами ничего нет. Это он придумал себе всякого.

Я отодвинул от себя картонку меню и посмотрел ей в глаза.

– Ты какое мороженое будешь?

– Что? Какое мороженое? – не понимая, переспросила девушка.

– Есть пломбир, молочное, а крем-брюле сегодня вычеркнули, – продолжил я свою клоунаду. – Я буду с мёдом и орехами. Здесь мёд свежий всегда, словно его медведи только что с пасеки привезли.

– Не хочешь говорить, так и скажи, – вернулась к заявленной ею теме Оксана, пытаясь изобразить на лице тень обиды. – Я переживала за тебя, ты же видел, какой он большой, а какие у него глаза вчера были.