Было тепло и душно, обувная фабрика, занявшая половину квартала в самом центре города, атаковала прохожих мерзким амбре кирзы, выбрасывая на раскалённых жарой людей вонючие отработанные миазмы из своих недр. Напротив, сиял кинотеатр имени В. В. Маяковского, отражая начавшее опускаться солнце натёртыми экранами окон. Город накрыли мощные заряды пуха, нехотя скользящего в летнем мареве, словно забывшие про земное притяжение снежинки. Я спустился в подземный переход в надежде на небольшую теневую передышку. До дома именинницы оставалось триста метров.
«Таможню» проходить не пришлось. Родителей Оксаны просто не было дома. Но мой приход вызвал у присутствующих гостей настоящий ажиотаж, усилившийся после того, как в моих руках появился букет полевых ромашек и бутылка советского шампанского.
Вечер, на мой вкус, удался. Пара подруг-одноклассниц и здоровенный парень, показавшийся мне смутно знакомым, о чём-то шептались за богато уставленным яствами столом, пока Оксана показывала мне ванную комнату и, радостно щебеча, набирала в огромную стеклянную вазу воду для цветов. Потом мы пили почти горячее шампанское, ели приготовленные мамой именинницы изыски и танцевали.
Два года, проведённые мной в ансамбле бального танца во времена болезненного детства, не были забыты.
– А вы хорошо танцуете, сударь, – заявила мне худенькая девица, приглашённая мной на очередной «медляк», дабы не давать лишних тем к возможным пересудам, связанным и с моим внезапным появлением, и с пристальным вниманием к нашим с Рыжиком (так я стал про себя её называть) па у не танцующего Алекса.
– Я был призёром The World of Dance Championship, – нёс я очередную пургу, прижав посильнее тонкое и хрупкое тельце подруги именинницы, кажется, её звали Антониной, – став лучшим танцором в категории «самый медленный танец».
Наступил вечер.
– Ребята, спасибо, что вы не забыли меня в этот летний день, – прощаясь с друзьями начала Оксана. – Спасибо за то, что пришли, за внимание, за подарки. Скоро придут родители, а мне ещё нужно прибраться…
Возникла неловкая пауза, все наперебой начали предлагать помощь, но Рыжик, сделав умильное выражение на кукольном личике, направилась в прихожую.
Я не стал толкаться в узком пространстве, стоя у массивного дверного косяка, дожидаясь, когда гости наденут обувь и выйдут на площадку. Последним из гостей оказался атлет. Он явно чего-то ждал, надеясь, возможно, остаться с именинницей на какое-то время наедине, но как только я оторвался от косяка, Оксана, словно о чём-то вспомнив, повернувшись ко мне, проговорила:
– Ты поможешь мне немного, я сильно тебя не задержу…
Нужно было видеть лицо атлета – ярость и презрение, да ещё, пожалуй, бешенство. Он резко развернулся и тут же вышел, опрометью проскочив разделявшие этажи пролёты.
Мы остались одни. Оксана, усадив меня на диван, принялась быстро освобождать гостиную от явных признаков празднования, ловко лавируя между столом и стульями. Пока девушка занималась на кухне посудой, что-то пытаясь вызнать у меня короткими, но цепкими вопросами, я встал и побрёл по её квартире. Переходя из комнаты в комнату, рассматривал планировку и мебель, резные деревянные двери с массивными никелированными ручками, наборный паркет, прикрытый толстыми, пружинящими под ногами коврами.
– Сколько у вас комнат? – спросил я, дойдя до просторной кухни, в которой суетилась юная хозяйка.
– Шесть, – просто отозвалась Оксана. – Четыре спальни, гостиная и папин кабинет.
– И вам хватает, – с иронией заметил я, вспоминая, как мне приходится пробираться через общий коридор коммуналки и ковыряться в темноте в замочной скважине замка, стараясь не разбудить давно спящих родителей и брата.