– А где же ещё, в Трубеже – только плотва да карасики, а тут, смотри, – и он с ловкостью заправского рыбака вытащил за глаза ещё трепыхавшуюся трехкилограммовую щуку и толстого налима, – вон какие «животные»! У-уу!

При этом он стал пугать раскрывавшей пасть щукой Ляльку и Анжелку. Те дружно завизжали.

– А вообще-то, по правде сказать, это мы сетью с Федотычем, – он кивнул на стоявшего поодаль сухопарого мужичка в брезентовых штанах и военной рубашке цвета хаки навыпуск, – без него я бы столько и за месяц не выловил.

Мужичок, обрадованный возможностью вступить в разговор, заокал на местном певучем наречии:

– Для хороших людей озеро наше даров своих не жалеет, удачная сегодня рыбалка получилась, давно столько не налавливали.

Федотыч потянулся к нагрудному карману за куревом. Ребята наперебой стали предлагать ему свои сигареты, но он с улыбкой отказался, гордо вытащив «Беломор». Царевич, обратив внимание на надпись на пачке, радостно спросил:

– Тоже моршанский уважаете?

– Да, от другого – кашель. Да только последнее время не продают его нигде…

– А у меня в рюкзаке целая упаковка, я вам презентую, приходите к нам сегодня вечером. Как знал – с собой привёз, – обернулся Царевич к друзьям.

Ребята переглянулись. Все прекрасно знали, для чего Царевич возил с собой «Беломорканал». Он доставал его для Грибника и заодно – для себя. Однако сам он был не столько поклонником моршанского «Беломора», сколько косяков, которые прекрасно получались из этих папирос…

– А Алёна где? – спросила Ольга.

– На Трубеже, на этюды с утра пошла. К обеду вернётся.

Цыган с Федотычем пошли к лагерю, а компания незагорелых ещё и уставших с дороги художников – направилась на Трубеж окунуться. Увидев Алёну, прилежно трудившуюся на берегу реки у своего маленького этюдника, Вождь подкрался к ней сзади, неожиданно набросился на и, подняв на руки, понёс по деревянным подмосткам к воде. Это вызвало бурю радости деревенских ребятишек, сидевших, как воробышки, на длинных слегах – перилах мостков. Повсюду: в воде и на берегу – были разноцветные лодки. Алена брыкала ногами и визжала, но было поздно: Вождь с разбегу вместе со своей драгоценной ношей уже летел в речную воду. Беззубые бабки, сидевшие по обе стороны реки, дружно захохотали, показывая на чудаковатого Вождя и вынырнувшую Алену, которая тоже смеялась, хотя дала несколько хороших тумаков Васильеву. Потом все остальные друзья один за другим с разбегу кинулись в воду и вместе с местными ребятишками долго искали босоножку Алены, которую утопил Васильев.

Упав в душистую траву после купания, они некоторое время нежились под солнечными лучами, обмениваясь с Алёной новостями. Судя по всему, ей уже не было суждено закончить свой этюд в этот день. Солнце припекало, и пора было идти на обед.

Захватив этюдник и зонт Алёны, друзья направились к Дому творчества. Скошенная с вечера трава на поле перед Горицким монастырем пьяняще дурманила. Белые козы, с райским выражением в глазах и выцветшими на солнце ресницами, медленно пережевывали сочную траву, с любопытством глядя на шумную компанию москвичей.

Взбодрённые купанием, они весело ступали по древней земле, помнившей топот копыт полчищ Тохтамыша, Эдыгея, польских и литовских интервентов, шаги Юрия Долгорукого, Андрея Переяславского, преподобного Даниила Чудотворца, величественную поступь Александра Невского и юного Петра…

Шаржист «Зелёный». Скульпторы О. Ромашкин и А. Калашов. История о Синем камне.

Вечером приехали Игорь, Алексей и Зелёный, прихватившие скульптора Ромашкина на стареньком форде.

Перебравшийся в Москву из Питера шаржист Зелёный в любой из компаний непременно становился заводилой по части привнесения в вечеринку всяческих «смешинок» и безудержного веселья. Даже тогда, когда толком не было выпить, не то чтобы поесть, он мог согреть друзей добрым словом или шуткой.