Часто бывало, что в студенческие годы, перед сдачей работ в конце цикла (1 – 3 месяца) некоторые из художников, и особенно скульпторы, работали без передыху в мастерской по 2 – 3 дня, даже толком не имея времени ни поесть, ни поспать. Становясь старше и будучи мастерами, они подвергали свой организм угрозе физического и нервного истощения уже по доброй воле, под воздействием самого мощного наркотика, всепоглощающую силу которого испробовал, наверное, каждый творческий человек – вдохновения свыше.

Не раз, особенно находясь в Доме творчества зимой, когда было мало постояльцев, Голубые Мечи ловил себя на мысли, что пребывание здесь очень напоминает «Солярис». Каждый творец на ночь запирался в своём номере или мастерской, куда мозг таинственной планеты присылал ему образ чего-то самого сокровенного. Это сокровенное материализовалось у каждого творца по-своему: в виде картин или рисунков у живописцев, в виде скульптур – у ваятелей. В них воплощались те идеи, образы или ночные видения, которые им приходили во время одиночества – в их творческих мастерских. По сути, так это и было творческое озарение или вдохновение – это и есть контакт с Разумом мироздания, или с мозгом таинственной планеты (как у С. Лема).

Чтобы настроиться на эту тонкую волну, чтобы «был контакт», как сказал один раз Царевич, художнику необходимо либо долго поститься, либо «принять на грудь», либо забить пару косяков или «ширнуться». У каждого по-своему…

По его теории, необходимо также каким-либо способом максимально ограничить влияние окружающих биополей на тебя в момент такого контакта: либо уединиться в каком-то отдаленном месте, либо работать поздней ночью, когда все окружающие спят… Именно поэтому Царевич не мог толком работать у Синяка, когда происходили какие-то сборища; Голубые Мечи – занимался живописью в основном глубокой ночью, а Васильев, Цыган и Горбачев без стакана за кисть не брались.

На этот раз задача была простая – немного отдохнуть на свежем воздухе, поработать на пленэре и пообщаться с Цыганом и Алёной, соскучившимися по арбатской художественной братии.

Отдельно от ребят должны были подтянуться на машине Игорь с Алексеем и Зелёным – весёлым парнем, который рисовал пастелью на Арбате шаржи, от которых публика буквально каталась по асфальту.

В начале июля обычно Дом творчества был забит до отказа, но, созвонившись с Андреем Самарой, директором заведения, Голубые Мечи узнал, что в ближайшие пять дней будет пересменка: прежняя группа уже уехала, а новая заедет только в следующую пятницу. Поэтому, прибыв в милый сердцу Дом творчества к полудню в понедельник, весёлая компания застала его практически вымершим. Немногочисленные оставшиеся постояльцы разбрелись на этюды. Только на кухне суетились поварихи, бодро напевая незатейливые песни. Взяв у администратора ключи от номеров, зарезервированных Самарой, и, побросав свои вещи, друзья налегке направились на реку в поисках Сергея и Алёны. Не пройдя и половины пути, они встретили Цыгана с местными рыбаками, нёсшими большой улов рыбы. Его штаны были закатаны до колен, на голове была заломлена соломенная широкополая шляпа, а в руках – два садка, набитые до отказа лещами и налимами:

– Наконец-то… а я вот – в ожидании вашего приезда – решил торжественный ужин приготовить, а то каша надоела…

Радости его не было предела, и, кинув садки на траву, он бросился к ребятам, тиская их поочередно в своих могучих объятиях. Свежий июльский загар уже покрыл его тело, на лице появилась густая поросль отпущенной бороды.

– Ну ты даёшь! – пиная ногой один из садков, восхищённо сказал Вождь. – Это где, на Плещеевом озере столько наловили?