Да и поближе можно ожидать скорых потрясений. Князь Ипсиланти, приезжавший в Киев на могилу отца, теперь уже, должно быть, добрался до Одессы. Официально он следует на лечение за границу, но от Орлова давний товарищ по кавалергардскому полку таиться не стал: его избрали генерал-эфором Гетерии – тайного общества, имеющего целью сбросить с Греции османское иго. Иоанн Каподистрия дважды отказался от этой чести: они с Александром Стурдзой предпочитают заниматься устройством греческих школ и типографий через Общество друзей муз в Вене, на средства от европейских правительств. Граф даже слышать не хочет о восстании, полагая, что составители подобных проектов готовят Греции погибель. Все заговорщики в его глазах – мошенники, разорившиеся купцы и приказчики, собирающие деньги у простодушных во имя Отечества, тогда как сами прекрасно устроились в другой стране; российский генерал-майор Александр Ипсиланти, потерявший правую руку под Дрезденом, нужен им лишь как ширма, чтобы успешнее обирать простофиль. Но Каподистрия ошибается. Греки жаждут действия, жаждут свободы! Все Балканы покрыты сетью тайных комитетов, от Пелопоннеса до Дуная христиане готовятся поднять восстание, им нужен только вождь и поддержка сильной державы. В Одессе гетеристы хранят свою казну – пожертвования московских и таганрогских греков, более пяти миллионов франков. Князь Александр хочет употребить эти деньги на закупку оружия. Ах, как было бы славно, если бы ему удалось заручиться поддержкой государя и 16‑ю дивизию послали освобождать христиан! Вот оно – настоящее дело!
…По пути к новому месту службы предстояло заехать в Тульчин, представиться новому начальнику – генералу от кавалерии Витгенштейну, главнокомандующему 2‑й армией.
За Васильковом дорога сделалась отвратительной, лошади тащились еле-еле. На третий день, за переправой через Буг, дормез[18] всполз на крутой холм, за которым простиралась обширная равнина – «королевство Потоцких».
Столица этого королевства была даже не городом, а большим селом, совместно обитаемым поляками, евреями и русскими военными; доминиканский монастырь соседствовал с синагогой и православной церковью. Зато в Тульчине имелись целых два дворца и роскошный парк с пирамидальными тополями, спускавшийся к Сильнице. Левое крыло огромного Большого дворца, сверкавшего на солнце медною крышею, занимал Витгенштейн с адъютантами, Малый отвели под штаб. Подумав, Орлов решил сначала разыскать Киселева – начальника штаба и своего давнего приятеля.
Павел Дмитриевич искренне ему обрадовался. Улыбка необычайно красила его и без того приятное, подвижное лицо. Он сразу распорядился о квартире для гостя, сам поехал с ним туда и, пока Орлов приводил себя в порядок, рассказал ему все важные новости. Затем вместе отправились к главнокомандующему. Киселев предупредил, что у Петра Христиановича горе: второй его сын, Станислав, поручик Кавалергардского полка, упал с лошади, расшибся и умер. Зато старший, Лев (которого в семье и штабе называли Людвигом), назначен флигель-адъютантом.
Постаревший Витгенштейн обрюзг и потускнел, в нем было трудно узнать храброго генерала, нареченного молвой «спасителем Петербурга». Он тоже обрадовался Орлову, обнял, оставил у себя обедать. Из намеков Киселева Орлов понял, что службой главнокомандующий почти не занимается, переложив все заботы на начальника штаба, а забот немало, ведь 2‑я армия состоит из пяти пехотных дивизий, одной драгунской и девяти казачьих полков – шестьдесят тысяч человек, разбросанных по пяти южным губерниям и Бессарабской области! Смотр этого года прошел не слишком хорошо, император остался недоволен, но графа это, похоже, не заботило сверх меры.