– Знаете, я сейчас живу одна... Квартира огромная, а мне в ней неуютно. Чудится все время что-то...

– Что именно? – я все-таки не теряла надежды выяснить, что же с ней приключилось.

– Ну... Стуки какие-то... Ходит кто-то над головой...

– А на каком этаже вы живете? – спросила я на всякий случай.

– На последнем. Мне слышно, как по чердаку кто-то ходит...

– Ну, это неудивительно, там рабочие могут ходить, сантехники или кровельщики.

– Да, конечно... Но рабочие не крадутся. Они топают. А эти шаги... Они такие... Как будто кто-то на цыпочках ступает. А кому надо по чердаку ходить на цыпочках?

В этот момент сквозняком прихлопнуло дверь, и моя посетительница вздрогнула так, что и я невольно вздрогнула вместе с ней. Она оглянулась и судорожно вцепилась в стол; и я поняла, что она действительно смертельно напугана. Все-таки она не долечилась в клинике неврозов.

– Татьяна Викторовна, и это все?

– Нет, – еле слышно сказала она. – Еще мне звонят.

– Кто?

– Не знаю. Звонят и молчат.

Она подняла на меня умоляющие глаза.

– Я понимаю, что я глупо выгляжу... Ничего конкретного сказать не могу, но поверьте, когда ночью, в пустой квартире, раздается телефонный звонок и в трубку ничего не говорят, молчат, – это страшно.

– Вам просто звонят? Ничего не требуют, не угрожают?

Она покачала головой.

– Татьяна Викторовна, а от вас никому ничего не нужно? Может быть, вас так пытаются заставить сделать что-то?

– Я ума не приложу, – тихо сказала она.

– Вы имущество не делили с бывшим мужем? Кому принадлежит квартира, в которой вы проживаете?

– Никому, – прошептала она. – Вернее, государству. Это квартира моих родителей, они уже умерли. Квартира неприватизированная. А у Андрона есть жилплощадь.

– Вы ни с кем не судитесь? Никому не должны денег?

– Что вы! Нет!

– Дети у вас есть?

– Нету, – тихо ответила она, опустив голову. Но вдруг подняла ее и умоляюще посмотрела на меня. – Я никому ничего не должна, не представляю, чего можно от меня добиваться... таким способом...

– Татьяна Викторовна, а как в театре? Вы ведь ведущая актриса?

– Ну... Можно и так сказать.

– Может быть, кто-то хочет выжить вас из театра? Или просто подвинуть? Может, вы кому-то дорогу перешли?

– Да нет же, – сказала она почти с отчаянием. – У нас в театре все очень милые люди. Я всех люблю.

– Но может быть, вас не все любят?

– Может быть, – неожиданно твердо ответила она. – Но такими способами никто из наших действовать не будет. Вы мне поможете? – ее голос дрогнул.

– Татьяна Викторовна... – Я помолчала, потому что мне нечего было ей сказать. – Вынуждена вас огорчить, но прокуратура здесь бессильна. Не исключено, что это звонит кто-нибудь из ваших поклонников. Узнал телефон по справочному, а поговорить с вами не решается, вот и молчит.

– Что же мне делать?

– Поставьте на телефон определитель номера.

– И... что?

– Если выясните, кто звонит... – тут я замолчала. Даже если она выяснит, кто звонит, что дальше? Максимум, что могут сделать прокуратура и милиция, это вызвать нахала и строго с ним поговорить. И отпустить, потому что в нашем уголовном кодексе не предусмотрена ответственность за такие действия. Да что там говорить, даже по административному кодексу его не наказать. – Если выясните, кто звонит, попросите ваших знакомых поговорить с этим человеком. Пусть ему объяснят, что он ведет себя неправильно.

– И... это все?

– Татьяна Викторовна, к сожалению, все. Наше законодательство не позволяет привлекать к ответственности за такие поступки.

Она опустила голову и стала водить пальцем по горошинкам на подоле платья. Потом вздохнула и встала.