– Спасибо, что выслушали меня, – промолвила она еле слышно.

Я развела руками.

– Я бы и рада помочь вам, но не представляю, как это можно сделать. Может быть, если вы определите, кто звонит, вы и сами разберетесь с этим человеком. По крайней мере, поймете, что ему нужно.

– Спасибо, – еще раз повторила она, повернулась и вышла из кабинета.

Я стала бесцельно перелистывать журнал приема, а перед глазами у меня стояло миловидное лицо актрисы Климановой. Неужели она и вправду не долечилась? Одна в пустой квартире, наверняка все время думает о бывшем муже, которого, похоже, до сих пор любит; так действительно можно свихнуться. Но развить эту мысль мне не дали. На этот раз стук в дверь был решительным, не успела я ответить, как в дверь протиснулась крупная дама и объявила, что ей нужно поговорить с дежурным прокурором.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласила я.

Дама осталась стоять.

– Мне нужно поговорить с дежурным прокурором, – настаивала она.

– Я вас слушаю.

– Я вам должна рассказывать?

– Ну да.

– Хорошо.

Она наконец присела.

– Видите ли, у меня дело государственной важности. У меня по стенам от соседей давно уже течет серная кислота. К этому я уже привыкла, дома хожу в защитном противохимическом костюме и респираторе. Но сегодня утром я выпила стакан кефира и обнаружила, что это не кефир.

– А что? – поинтересовалась я.

– А серная кислота в чистом виде. Хорошо, что я не допила литровую упаковку...

Утром следующего дня ко мне заглянула Лариска, чтобы узнать, как прошел прием.

– Ларис, как я выгляжу? – спросила я, оторвавшись от постановления о назначении экспертизы.

Лариска честно вгляделась в мое утомленное лицо.

– Да не страшнее, чем обычно, – наконец ответила она.

– Я не в этом смысле. Очень молодо или все-таки нет?

– Маша, – осторожно проговорила Кочетова, – это на тебя вчерашний прием так подействовал? Если бы ты молодо выглядела, я бы тебе сказала.

– Спасибо, Ларисочка, – засмеялась я. – Кто мне еще правду скажет? Но я не об этом.

– А о чем? – разочаровалась Лариска.

– Вчера пришла тетенька с серной кислотой...

– А-а, Тороповец у тебя была! Как у нее дела, она еще держится?

– Держится, вчера гады ей в кефир кислоты налили.

Лариска улыбнулась.

– Но я это к чему, – продолжила я, поскольку это меня вчера весьма задело. – Она пришла и спрашивает – где дежурный прокурор? Я ей предлагаю мне рассказать про свои проблемы; она повздыхала, и согласилась. Рассказала свою леденящую душу историю, а потом спрашивает: ну, а теперь я наконец могу пройти к дежурному прокурору? А я все-таки сидела в форме, между прочим, с майорскими погонами, и выгляжу я, как ты любезно заметила, на свои.

– Не обижайся, – утешила меня Лариска. – Она привыкла ко мне ходить, а других она и за прокуроров не считает. Даже если бы вчера шеф на приеме сидел, она и ему бы что-нибудь ввернула, лишь бы ее до меня допустили. Ну, а еще чего хорошего было?

– Была настоящая артистка. Татьяна Климанова.

– Ну да?! – задохнулась от зависти Лариска. – Ну почему ко мне ходит Тороповец, а к тебе артистки?

– Ну, тебе грех жаловаться, у тебя был писатель Латковский. Между прочим, ее бывший муж.

– Кого? Тороповец? – испугалась Лариска.

– Климановой, естественно.

– А-а. А чего ей надо?

– Ее кто-то преследует. Звонит ночами, ходит над головой.

– Понятно. Привет от мадам Тороповец. Может, их познакомить? А ты мне, кстати, книжку принесла?

– Принесла.

– Отлично, – обрадовалась Лариска. – А то сегодня процесс такой нудный, по недвижимости. Пока свидетелей допрашиваем, я хоть почитаю, а то засну.

Лариска умчалась в суд, а я еще немного поразмышляла над проблемами артистки Климановой. То, что она рассказала, было подозрительно похоже на историю про сердце в кулаке от писателя Латковского. Правда, я книжку читала уже давно, но помню, что героине так же звонили по ночам. Сначала молча, а потом стали говорить какую-то фразу; что-то вроде «тебя никто не любит, ты должна умереть». Если у нее головушка пошаливает, может, после съемок фильма она перестала отличать художественный вымысел от действительности?