– Привет, подруженция, – поздоровался он. – Как твои дела?

– Привет, малыш! Пашу, словно старичок-лесничок на пожаре!

– Небось, и в карты поиграть некогда?

– Да какое там! Но мне нравится. Давно с таким удовольствием работу не делала.

– Как Пятитысячный? Сто лет его не видел.

– Да и я сейчас нечасто его вижу, – вздохнула Незабудка. – Из командировок не вылезает.

– Ругается на меня? Ведь это я всем хлопот прибавил.

– Да что ты! Наоборот. Благодарит каждый раз. Он пассажирам в полёте рассказывает, как мы человечество спасали, песни им поёт, фотографиями хвалится.

Этот засмеялся.

– Здорово! Мама вам привет передаёт.

– И ей тоже!

– Слушай, я тут подумал… Может, мы в гости как-нибудь заскочим. Давно уже не виделись.

– Отличная идея! Я тогда график изучу, посмотрю, что куда подвинуть можно, чтоб поставки не пострадали и Пятитысячный был свободен, тогда тебе дату и сообщу.

– Договорились, – Этот снова помахал рукой. Теперь уже на прощание.

Радостное предчувствие будущей встречи настолько переполнило Незабудку, что она запела:

Однажды солнышко взойдёт,

Разгонит тьму вокруг.

И грусть-тоска моя уйдёт:

Ко мне приедет друг!

Машинным маслом напою

Я гостя от души.

Постой! Сейчас ещё налью!

Ну, что ты, не спеши!

На масло так не налегай,

Знай меру, дурачок!

А то польётся через край

И в уши затечёт!

Милый друг, если вдруг

Ты поймёшь, что вокруг

Не осталось людей, – не робей!

Ты ко мне приезжай

И со мной погуляй,

С самой верной подругой своей!

Мы с другом сядем у окна

И будем с ним болтать.

Ура! Я больше не одна,

Не нужно унывать!

Потом побродим под луной,

Обсудим все дела.

С утра возьму я выходной,

Ведь ночью не спала.

И снова солнышко взойдёт,

Разгонит тьму вокруг.

Но грусть уж больше не придёт:

Ко мне приехал друг!

Милый друг, если вдруг

Ты поймёшь, что вокруг

Не осталось людей, – не робей!

Ты ко мне приезжай

И со мной погуляй,

С самой верной подругой своей!

Новосибирская область, 2349 год.

Мама была единственной робоняней, носившей собственное имя. Да, оно ничем не отличалось от прозвищ других таких же роботов, но его писали с большой буквы и произносили с какой-то особой интонацией. Ещё бы! Она входила в учёный совет и стояла у истоков современной цивилизации, возрождённой группой под руководством Этого. Кроме Мамы, туда ещё входили Незабудка и «самый комфортабельный российский самолёт» Пятитысячный. Друзья сумели найти институт клонирования и убедить присматривавшего за ним профессора начать процедуру воссоздания нового человечества.

Мама посмотрела на Павлова. За последнее время он похудел и осунулся. В свои двести тридцать лет Иван Петрович продолжал выглядеть на сорок с небольшим, а вот обрамлённое русыми волосами лицо заострилось, на когда-то гладко выбритых щеках появилась щетина, глаза покраснели. Даже спорт и здоровое питание не спасали от истощения. Слишком многое на него свалилось, слишком много сложных и ответственных задач приходилось решать. И пока ещё не выросло достойного помощника или преемника, которому можно было бы передать дела. Точнее, всякий раз, когда появлялся кто-то подающий большие надежды, ему находилось применение в других научных учреждениях, а профессор в итоге оставался один на один с кучей важных дел.

– Петрович, ты б передохнул… – они уже давно перешли на «ты». – А то выгоришь скоро.

– Рад бы, – Павлов шумно выдохнул, – а кто работать за меня будет?

– Ты про делегирование слышал? – спросила Мама.

– Конечно. Но кому? Все, кто руководит институтами или отделами, уже и так при деле и на своём месте. Их просто так не выдернешь и лишним не загрузишь.

– Это да. А если, допустим, поискать среди совсем молодых? Кто только дипломы получил. Они и учатся быстрее, и замену проще подобрать.