«Получилось!» – радостно вскрикнул я. Но его уже не было рядом. Лишь мутная вода, несущаяся с бешеной скоростью, да клочья пены. В бледном свете луны мелькнула рука. Потом голова. Он барахтался на поверхности, безвольно подбрасываемый течением, время от времени исчезая под мутной, пенистой поверхностью. Ужас, ледяной и липкий, парализовал меня на мгновение. Только на мгновение.

С рыком я бросился вслед за ним, с яростью отталкиваясь от дна и борясь с течением, которое пыталось отнести меня в сторону. Река извивалась, бросала в лицо коряги, которые царапали кожу, стремясь утащить на дно.

«Мишка! Держись!» – надрывался я, но мой голос тонул в рёве неистовой стихии. В призрачном свете луны я разглядел его у затопленного бревна. Водоворот, образовавшийся за преградой, держал его на месте…

– Давай руку! – закричал я, подплывая ближе и протягивая ладонь, чувствуя, как каждая мышца в теле напряглась до предела.

Я видел страх в его глазах, слышал его тяжёлое, прерывистое дыхание, похожее на всхлипы.

– Ещё немного! – подбадривал я, зацепившись за ветку.

Наконец, я крепко схватил его за запястье и, напрягая все силы, потянул на себя.

С громким всплеском мы оба вывалились на берег, тяжело дыша и кашляя.

– Ты как? – спросил я, немного отдышавшись.

Мишка не ответил. Он лежал на спине, глядя в ночное небо, и его грудь тяжело вздымалась, словно кузнечные меха. Я видел, как по его лицу текут то ли капли воды, то ли слёзы облегчения, отражая лунный свет.

– Живой, – наконец выдавил он. – Спасибо. Я уж думал, всё.

Река всё ещё шумела рядом, её рёв напоминал о том, как близко мы были к трагедии.

– Ну ты даёшь! – выдохнул я. – Я думал, ты там концы отдашь!

– Главное, что палатки спасли, – он попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой и неестественной.

– Да хрен бы с ней, с палаткой! – возмутился я, чувствуя, как во мне вскипает гнев. – Ты же мог утонуть, придурок!

– Ладно… Ничего не сломал? – сделав глубокий вдох, спросил я, понизив тон, внимательно вглядываясь в лицо друга.

– Не, только колено ушиб, а так норм, – он поморщился, потирая ногу. – И напомни мне в следующий раз, что вставать посреди реки – плохая идея!

– Вставай. Нужно костёр развести, согреться.

Когда огонь затрещал, мы присели рядом, протягивая к нему дрожащие руки. Заморосил мелкий дождь, но мы уже не обращали на него внимания. Капли шипели, попадая в костёр. Но мы были слишком вымотаны, чтобы беспокоиться о таких мелочах.

Удалось немного поспать на каремате у костра.

Я потянулся, чувствуя, как хрустят позвонки, и с надеждой взглянул на небо. Не облачка! Облегченно выдохнул!

Мишка копошился у своего рюкзака, потрепанного ночным «купанием». Его волосы торчали во все стороны, а на щеке красовалась полоска грязи, похожая на боевую раскраску индейца. Он безуспешно пытался запихнуть влажную палатку в и без того раздувшийся рюкзак, изрыгая проклятия.

– Да… вот тебе и «тихая ночь в лесу». Чуть не отправились на дно.

– Зато будет что вспомнить, – парировал я, извлекая из рюкзака промокший пакет с шоколадками.

Мы позавтракали, прихлёбывая обжигающий чай и смакуя подтаявший шоколад.

Собрав вещи и затушив костёр, мы поднялись на ноги. Мишка поправил лямки рюкзака, натянул на глаза грязную кепку и, стараясь казаться бодрым, спросил:

– Ну что, пошли искать новые приключения?!

– Пошли, – ответил я с лёгкой обречённостью в голосе. – Куда нам ещё деваться-то?

Тропа, если этот едва заметный след можно было так назвать, с каждым шагом превращалась в полосу препятствий. Она то растворялась в густом подлеске, то материализовалась вновь, дразня нас призрачной надеждой на лёгкий путь. Мы карабкались по курумам, продирались сквозь колючие заросли, перепрыгивали через поваленные деревья, чувствуя себя участниками экстремального квеста.