Околесицу несёт, подумал Дмитрий. Специально, боится говорить. Да без признаний ясно: и от него хвостом вильнула.

Неужели переживать научился? Если бы ты знал, Архипов, что в перемещениях мужчины и женщины, мужа и жены, есть очевидная закономерность, как и в перемещениях художественных ценностей. Всё, чем пренебрегает жена, неизбежно оказывается по ту сторону семейной границы. И по принципу «что немцу здорово, то русскому смерть» муж оказывается за рубежом первой, у той, второй женщины, с которой у него исключительно гармонично проходит процесс взаимопроникновения и взаимообогащения культур. Ещё немного времени, и бывшая подруга жизни поймёт, что за существо с целым иконостасом – поистине диковинных привычек и комплексов, казавшихся раньше убогими, грубыми и примитивными – она упустила. За пределы её крохоборского мирка, оказывается, вытащили уникальное творение, и ей уже неинтересно, что вокруг да около, сплошь и рядом, идёт массовый вывоз шедевров. Женщину волнует теперь лишь то, что якобы создано её волей, энергией, слезами, бессонными ночами – короче, бывший муж. Да ещё интуиция подсказывает, что теперь к ней легче пробиться посредственности.

От глазуньи, говорит, я тебе два глаза оставила. Не хватит – ещё нажаришь… Сыт по горло этими гепатитными глазами, пусть себе забирает. И с ними останется.

– Помалкиваешь? – Женькины брови топорщатся на переносице, готовится к худшему. Думает, бить буду. Сейчас разговорюсь, раз встретились, обязательно расскажу всё, от начала до конца. Не поймешь ведь. Да и леший с тобой, Женькой Архиповым. Напрягай извилины, пообщаемся вдоволь, почему не поговорить со старым приятелем, доупражнявшимся до безумия?

Слушай, Женька, слушай, дружище. Да и сам не молчи. Лихо у тебя получается чепуху молоть. Авось до чего и договоримся. Главное, много не пей, а то, не приведи господь, брякнешь гадость какую-нибудь, – на месте уложу! Впрочем, от тебя многого не добьёшься, околесицу несешь. А то, глядишь, она к месту и придет – околесица твоя. Наша околесица…

Началось это ещё в то время, когда Дмитрий Свистунов работал в районной газете и побочно подрабатывал руководителем семинара дискжокеев: заставлял будущих дискотечных казанов зубрить скороговорки, речевой аппарат разрабатывать. «На горе гуси гогочут, под горой огонь горит».

Кто тебя, Женьку, устроил на работу, когда тебя выперли со второго курса Тимирязевки? Я тебя устроил. Впрочем, по многочисленным просьбам Катюши. И ведь не куда-нибудь, а в методологический центр по организации досуга молодёжи – от горкома комсомола. Ты тогда быстро освоил новое поприще и быстро к нему охладел. Но бармен из тебя неплохой получился.

– А что, Женька, отчего у тебя летом сок пятнадцать копеек стоит, а зимой – двадцать пять?

– Это сезонный сок, – пояснял Женька, роняя кружок колбасы на пол, – зимой он дороже… Опять посудомойка не пришла, – жаловался он, поднимая колбасу, некоторое время размышлял, потом пристраивал её вновь на ломоть хлеба, подсовывая под другой колбасный кружок.

Он любил первое время жаловаться Дмитрию, коротающему время до прихода дискотечников. Особенно приятеля раздражали совещания.

– Кофе будут пить без коньяка. Опять выручки – три рубля. Коктейль делать бесполезно, все равно с улицы народ не пустят. Помещение, видите ли, для серьёзных мероприятий. А бутерброды портятся! Даже крысы избаловались – шоколадки едят, В соках осадки. Мне всегда не везет. Слушай, – наивничал Женька. – Может, святое письмо размножить? – он доставал из бумажника замусоленную бумажку и читал: «Слава Богу. Двенадцать лет мальчик болел. На берегу встретил Бога. Бог дал ему письмо и сказал: перепиши его 22 раза и разнеси в. разные стороны. Мальчик сделал это и выздоровел. Одна семья получила письмо, переписала и получила большое счастье…»