Ребятам вроде Хильды и Хайне, родившимся в северных снежных странах, такие шутки погоды были не в новинку, и они переносили эти испытания с легкостью и даже весельем. Рионе приходилось несладко: выросшая в теплом и солнечном Майами и видевшая снег до этого по большей части лишь в кино да на картинках в книгах, теперь она постоянно мерзла, одежда ее была постоянно мокрой из-за растаявшего снега. Тем не менее девушка поняла (неожиданно для самой себя) что ей нравится зима, нравится пение вьюг за окном и белый пейзаж вокруг.

На Рождественские каникулы Риона осталась в школе. Она связалась с матерью и пообещала приехать при первой же возможности, но самый главный зимний праздник ей хотелось провести в школе – тем более, что Хильда и Хайне тоже никуда не уезжали. Родные звали их к себе погостить, но ребята отказались.

– Да чего я у них не видел, – шутил Хайне, пряча изуродованные глаза за черными очками, – там и смотреть-то не на что.

Риона видела, как морщилась от этих шуток Хильда, которая очень переживала за брата, да и у нее самой каждый раз сжималось от боли сердце, когда она видела, как Хайне водит рукой перед глазами, проверяя, не вернулось ли к нему зрение. Все на свете отдала бы девушка, чтобы друг ее пришел в норму и снова мог видеть. Однако это было не в ее силах.

Риона в бессильной злобе сжимала кулаки, обещая себе отомстить Оресту за то, что он сотворил с ней, с Хайне, со всей школой.

Недельный снегопад хоть и превратил школу и всю долину в посыпанное сахарной пудрой имбирное печенье, все же не смог скрыть ран, нанесенных Орестом Макэдоном. Черные, обгоревшие остатки ипподрома проступали сквозь белое одеяло. Словно гнилые зубы, остатки трибун и колонн торчали тут и там и разбивали идиллический зимний пейзаж.

Директор Барк только хмурилась, когда ей задавали вопросы о том, что будет дальше с этими обгоревшими останками.

– В Совете попечителей сейчас, после смерти Алека Макэдона, настоящий бедлам, – сказала она однажды Рионе, когда та практически прижала директрису к стенке, – они никак не могут выбрать главу Совета, а страдает от этого школа! Да и снегопад чертов – не получается пока подогнать нужную технику для разборки ипподрома. Скорее всего, будет он тут располагаться до самой весны.

Риона с ненавистью смотрела на черные остовы конструкций. Ей так хотелось обратить время вспять и исправить все, что было сделано! Как она могла так легко поверить Оресту?

А кстати, чем он сейчас занят? Что задумал? Каким будет его следующий шаг? Риона только терялась в догадках.

Знак сокола на груди и огненная плеть на запястье – оба артефакта хранили молчание. Риона пробовала призывать огненную плеть, но у нее ничего не выходило. Только возникал сильный зуд в руке, который снять удалось, да и то не до конца, – только с помощью медитаций и самоконтроля.

Риона была разочарована. Ей-то казалось, что нить судьбы из древнего пророчества должна быть чем-то посущественнее обычной (хорошо-хорошо, необычной) огненной веревки! Тем более, что ни один артефакт, ни одно пророчество не стоили того, что произошло с Хайне! Риона с радостью бы отказалась от всех этих штук, лишь бы к ее другу вернулось зрение. Врачи, к сожалению, давали неутешительные прогнозы. Глаза Хайне были повреждены очень серьезно и в текущем моменте развития медицины восстановить их работоспособность не представлялось возможным.

Хайне, казалось, не слишком-то и унывал по поводу своей травмы.

– Нужно смотреть на все с позитивного ракурса, – говорил он, – зато теперь я стал лучше слышать, стали острее вкус и обоняние. Я раньше думал, что это байки, но после занятий с мистером Филином понимаю, что никакие это не выдумки – так все и есть!