Повернувшись, я осветил пространство перед собой. В центре комнаты стоял обугленный письменный стол, за которым чернела оконная рама.

Подойдя к столу, я посветил фонарем на стоящую внизу деревянную тумбу с выдвинутыми из её отсеков пустыми ящиками. На полу рядом с тумбой обнаружился аквариум, на дне которого среди мутной пузырящейся жижи шевелился комок из рыжих человеческих волос.

Поморщившись, я перевел фонарь на висевшую сбоку от стола полку, на которой обнаружил большой кусок расплавленного черного пластика с впечатавшейся в него металлической табличкой с надписью: «Соната 2131 С».

Сделав пару шагов назад и развернувшись, я посветил фонарем на стену перед собой и удивленно присвистнул. Вся её поверхность была усыпана отпечатками детских ладоней – точно такими же, что встречались мне ранее.

«Вот дела-а, – обреченно протянул я. – И почему мне приходится каждый раз на всё это смотреть?»

Я с грустью осознавал, что после подключения к Изнанке и «пропуска» через своё сознание «миражей памяти» снова увижу чью-то трагедию. А судя по отпечаткам ладоней, эта трагедия будет связана с детьми.

Глубоко вздохнув, я подошёл к окну и облокотился на подоконник, пытаясь разглядеть хоть что-то за ним. Видно было немногое. Окно выходило на боковую часть стоявшего напротив дома, до которого было рукой подать – метров десять, не больше.

Я посмотрел на зигзаг пожарной лестницы, бегущий вдоль балконов, а затем вытянул шею и привалился лбом к стеклу, пытаясь заглянуть вниз. Увы, ничего не было видно – всё, что располагалось ниже второго этажа, скрывалось в клубящейся беспросветной тьме.

«Мир за Изнанкой, чтоб его!» – усмехнулся я и, отойдя от окна, начал разминать себе шею, а затем и остальные части тела.

В царившей вокруг тишине звук от хруста собственных позвонков казался мне пугающе громким. Каждый раз, слыша его, я на мгновение замирал, после чего, согнав с себя оцепенение, через силу продолжал свои действия.

Наконец, с разминкой было покончено, и я, посмотрев на тёмный прямоугольник дверного проёма, тихо произнёс: «Пора начинать».

Процедура установления связи с Изнанкой всегда была болезненной. Привыкнуть к ней, как и к самому «скачку», казалось невозможным.

Впрочем, я знал, что все эти крайне неприятные ощущения очень быстро пройдут, лишь только я, накопив в себе достаточно «черного шума», стану единым целым с этим местом.

Сделав несколько глубоких вдохов и медленных выдохов, я посмотрев на «пульсатор», определил подходящую точку соприкосновения – небольшую выемку в стене недалеко от окна.

Присев, я привалился к ней спиной и, обхватив руками колени, медленно закрыл глаза.

Некоторое время я монотонно покачивался, выравнивая дыхание и пытаясь представить себя частью Изнанки. Я впитывал в себя «черный шум», словно губка воду.

Несколько минут ничего не происходило, но затем моё сознание, вздрогнув, медленно поплыло, а тело наполнилось сильной тянущей болью. В ушах на пару секунд раздался жуткий писк, а затем всё резко смолкло. Я провалился в темноту.

Сперва я увидел самого себя со стороны – неподвижно сидящее у стены тело. Кругом была темнота. Затем картинка начала разворачиваться, заполняя пустоту деталями.

Я видел своё тело, соседнюю комнату, коридор и кухню. Через мгновение очередная чёрная область растворилась, и я оказался в санузле.

Передо мной предстала покрытая ржавчиной ванна с висящим над ней мутным зеркалом. На дне ванны лежали куски отколотой кафельной плитки, поверх которых валялась покрытая чёрной плесенью мочалка. Раковина была расколота, а рядом стоял пожелтевший унитаз, доверху набитый изуродованными детскими игрушками.