Пройдя на кухню, я огляделся. Выход на балкон был затянут плотным слоем какой-то мерзости, похожей на липкую плёнку. Некогда белый холодильник с болтающейся на единственном шарнире дверцей был проеден ржавчиной и покрыт красной плесенью. Сквозь покрытые толстым слоем пыли конфорки газовой плиты прорастали корни неизвестного мне растения. Плотно переплетаясь между собой, они скручивались в единое целое, скрываясь в сливном отверстии ржавой раковины.

На слегка покосившемся столе стояли эмалированные кастрюли, наполненные непонятным плохо пахнущим месивом, поверх которого роились мелкие мушки. Струпьями свисавшие со стен обугленные обои местами совсем отвалились, а на их месте прорастал иссиня-чёрный мох. А стоявший в углу диванчик кишел мелкими клопами, которые резво перемещались по его лопнувшей обивке.

Внезапно я услышал неприятный хлюпающий звук. Не успел я поднять голову, как на капюшон что-то увесисто капнуло, а затем скользнуло вниз.

«Мерзость какая!» – прорычал я брезгливо и выскочил обратно в коридор.

Оставались ещё две комнаты, и в одной из них я должен был найти нужную точку для установления контакта с Изнанкой, после чего попытаться поймать «мираж памяти».

Пройдя в гостиную, я начал водить лучом фонаря по окружавшим меня предметам, внимательно их изучая.

Сперва в поле моего зрения попал старый телевизор, установленный в углу и покрытый толстым слоем пыли. В центре его экрана зияла огромная дыра. Затем мой взгляд остановился на одиноко стоявшей на полу машинке с толстыми колёсами. Приглядевшись, я заметил на её задней части слаборазличимую, выцветшую наклейку с надписью «Бархан».

Проскользнув лучом по висящему на стене узорчатому ковру с проплешинами, я направил фонарь себе под ноги. Глядя на сгнившие деревянные половицы, я осторожно надавил на одну из них ногой. Она издала чавкающий звук и с лёгкостью переломилась, намекая, что лишние движения здесь делать не стоит.

Осторожно повернувшись, я осветил дальнюю часть комнаты, где стоял старый покосившийся сервант. Его вздувшиеся, покрытые белым плесневелым налётом полки были заставлены пожелтевшими рамками с фотографиями. Лица на снимках разглядеть не удавалось – они выцвели до неузнаваемости.

Я перевёл красный луч на подоконник, где стояли расколотые цветочные горшки, из которых торчали склизкие, мясистые стебли. Даже сквозь фильтры маски я улавливал их яркое фекальное зловоние.

«А ведь это я ещё в маске! Как же здесь на самом деле воняет?» – удивлённо прошептал я, направив фонарь на потолок.

В том месте, где раньше висела люстра, теперь свисали обугленные, перемешанные с плавленным целлофаном тряпки. На их кончиках застыли белесые гноевидные капли. Непроизвольно вздрогнув от омерзения, я взглянул на «пульсатор». К счастью, комната не подходила для установления связи с Изнанкой.

«Ну что же, остаётся детская», – пробормотал я, выходя в коридор.

Дверь в детскую комнату была заперта на замок. Однако я быстро справился с ним при помощи отвертки. Затем повернул ручку, и она без сопротивления поддалась, впустив меня внутрь.

В тот же момент пульсатор принялся бешено вибрировать и издавать прерывистые сигналы.

«То, что мне нужно!» – воскликнул я тихо, после чего отключил оповещающий сигнал.

Перед тем как начать процедуру поиска «миража памяти», по правилам мне необходимо здесь осмотреться.

Поправив на лице маску, я стал неторопясь осматривать всё, что находилось вокруг.

Слева от меня стояла ржавая железная двухъярусная кровать с частично полопавшимися, болтающимися пружинами. Сбоку от кровати располагался встроенный стенной шкаф. Его деревянные двери давно сгнили и теперь стали домом для проросших сверху склизких, шарообразных грибов.