И чего я только не смотрел! И советскую мультипликацию, и американские мультсериалы, и мыльные оперы, и боевики, приключенческие фильмы, фантастику самого разного (но, преимущественно, очень низкого) качества, и детективы. Вся эта ерунда преображалась в моём детском подсознании в сюжеты для игры. Больше всего я любил представлять себя инопланетянином: гигантским зелёным яйцекладущим котом с тремя фиолетовыми глазами. Мой корабль потерпел крушение на Земле, и мне пришлось принять человеческий облик, чтобы местные учёные-в-говне-мочёные не сгноили меня в лабораториях. В эту свою фантазию я практически верил.
Прошло время. Телевизор сломался, а наша семья была настолько нищей, что починить его или купить новый родители не считали целесообразным (голодные 90-ые годы и начало 2000-ых). К компьютеру меня не подпускали: он стоил много денег, а работал очень нестабильно, и мать боялась, что в моих руках он окончательно умрёт. Фантазия работала всё хуже, воображать себя зелёным котом уже не получалось. Оставались книжки, но то, что я в них читал, не вполне меня устраивало. Не получалось найти в книге мир, где всё было бы хорошо и где хотелось бы остаться. И в один прекрасный день, классе так в седьмом, я решил стать писателем. Написать книгу, в которой я запечатлею все ускользающие фантазии и смогу в любой момент к ним вернуться, когда начну её перечитывать: попаду во вселенную, где всё будет по мне. Очень быстро проснулось тщеславие, и я подумал, что неплохо было бы писать не только для себя, но и для других, чтобы люди восторгались написанным мной, хвалили меня, ну и, по мере возможностей, проникались красотой образов, захватывавших меня целиком.
Писать про зелёного кота и его планету было уже не очень интересно (хотя изначально предполагалось ввести это всё по ходу развития сюжета). Поэтому я решил поместить действие в невероятно красивый Дождливый Мир, который мне часто снился, а главными героями сделать самого себя, некоего идеального друга, которого мне так не хватало, и идеальную девушку, которой мне начинало не хватать всё сильнее.
Так появилась на свет первая редакция «Странников». Её объём составлял 38 тетрадных листов рукописного текста. Потом я их переписывал раз 5, но без значительного успеха. Чем лучше я овладевал писательским мастерством, тем хуже работала фантазия, а следом за фантазией начали деградировать и остальные психические функции, и вот я занят тем, что пытаюсь сохранить на бумаге даже не свои мечты, не самое лучшее из приходившего мне в голову, а хотя бы что-то.
***
К слову об идеальной девушке. Я был человеком влюбчивым, но не осознавал этого, считал влюбчивость свойством порочным и порицал людей, в которых она наблюдалась. Мне нравились разные барышни, но, преимущественно, самые красивые. По мере того, как приходило ко мне осознание собственных возможностей и своего положения в обществе, я начал мечтать о таких барышнях, которые казались бы другим не очень красивыми, а мне – очень. Но и с такими успех не сопутствовал. Тогда я, окончательно убедившись в своём уровне конкурентоспособности, стал миллиардным подтверждением аксиомы, высказанной в диалоге Платона «Пир». «Любящий желает своему любимому несчастья, дабы тот ценил на фоне несчастья его любовь и через то становился ему обязанным». Все эти архетипические сюжеты из сказок или плохих фильмов, когда главный герой спасает красавицу из царства зла, они ведь родом оттуда. Спасённая красавица становится обязанной главному герою и потому любит его. Вот и я хотел спасти красавицу. Но как спасти? Вытащить из огня? Защитить от маньяка? Выхватить из-под колёс поезда? Я знал, что сил на то у меня не хватит. Поэтому одной из самых любимых моих фантазий была мечта о девушке-самоубийце, которую я спасу из бездны отчаяния благодаря своей любви и высокой морали (я считал себя духовно выше и чище парней-сверстников, поскольку не лапал девчонок, а восторгался ими, и представить себе не мог измену со своей стороны). Такая была и Вельда в «Странниках». Не самоубийца, конечно, но спасённая главным героем и бесконечно уставшая, униженная, совсем сломленная.