Ветер был такой силы, что вертолет мотало из стороны в сторону, и его несколько раз чуть не сдуло в океан, и чудом не разбило о стену сектора. Этот риск сохранялся и тогда, когда он, наконец, завис над площадкой. Для надежной посадки пилот использовал гарпуны, вмонтированные в днище вертолета. Он нажал кнопку с рисунком зазубренного наконечника, будто взятого из учебника по истории Древнего мира. Пилот услышал пистолетные выстрелы: это поочередно сработали мощные строительные патроны, выбросившие стальные тросы с маленькими гарпунами на конце. Гарпуны воткнулись в стальную поверхность площадки, выбив из нее едва заметные снопы искр, тут же погасшие под нескончаемым ливнем. Таких выстрелов должно было быть восемь, но пилот насчитал только семь – один гарпун не сработал.
– Ну и черт с тобой, – устало сказал пилот, уверенный в том, что семи «колышков» вполне достаточно, чтобы зафиксировать вертолет на месте.
Когда посадка была закончена, пилот посмотрел на часы: на все эти маневры у него ушло пятнадцать минут, а значит в запасе осталось сорок пять, десять из которых он потратит на не менее опасный спуск ко входу, куда нырнул Ястребов.
Дождь хлестал, как из пожарного шланга. Пилот сидел в кабине, не решаясь вылезти наружу – он ждал, пока дождь немного успокоится, и тогда можно будет выйти на площадку и заняться поиском топлива. Но дождь все не унимался, и пилот, потеряв в теплой сухой кабине десять драгоценных минут, пожалел, что не вылез из вертолета раньше. Он открыл дверь. Струи воды хлестанули ему в лицо. Пилот зажмурился и вытер глаза мокрым же рукавом своего комбинезона.
– Зараза, – прошептал он, наступая на скользкую подножку, и, стараясь не смотреть в сторону океана, шагнул на площадку. Он обошел вертолет спереди, касаясь руками скользкого корпуса, и увидел, что на противоположном краю площадки находится что-то напоминающее выносные топливные краны, какие были у него на основной базе. Пилот пошел к ним, прекрасно понимая, что мог запросто обмануться и принять эти краны за какие-нибудь железные ящики со всяким хламом.
Когда он подошел к тому месту ближе, то увидел, что это действительно были топливные краны, и к ним, через компрессоры, подключены заправочные шланги. Все краны были заперты на магнитные замки, к которым нужен был допуск. К тому же, пилот не мог обойтись без бортмеханика и поэтому, вернувшись к вертолету, включил рацию:
– Вызываю «Цитрон-4»! Вызываю «Цитрон-4»! Есть ли кто на…
Тут он призадумался: как назвать то место, куда он приземлился? На площадке он не заметил никаких номеров, и как теперь называется это место, куда их с Ястребовым занесло, он и понятия не имел. Зная только, что это северный сектор, пилот подумал, что для предполагаемого ответа этой информации будет недостаточно.
Он снова посмотрел на часы – у него оставалось двадцать пять минут. И что он успеет сделать за это время?
– Вызываю «Цитрон-4»! Я нахожусь на вертолетной площадке вашего…
Пилот поднял голову к небу:
– Как же вас теперь… Я нахожусь в северном секторе, на лётной площадке! Пришлите бортмеханика!
Ему не ответили. Он повторил вызов – и тот же результат. Пилот, прихватив с собой запасную рацию, снова подошел к топливным кранам, и присев около ближайшего, внимательно его осмотрел. Ну да, всё правильно: защитная крышка заперта – красная лампочка считывателя рядом с щелью для ключа-пропуска горит ровным светом…
– Да, так просто тебя не откупорить, – тихо пробормотал пилот.
Он снова бросил взгляд на часы: осталось двадцать минут.
– Блин, и что теперь делать?
Он знал, что Ястребов не простит ему опоздания. И даже если он будет потом оправдываться, объясняя, что вертолет сожрал всё топливо, тому будет плевать на эти отговорки – самодур одним словом.