Малыш вздохнул: он уж надеялся встретить тут какого-нибудь человека, и поговорить с ним по душам. Хотя, о чем он будет его спрашивать: «Что это за объект? Когда и кем он построен?» Глупые и ненужные вопросы, на которые и время-то тратить стыдно – ведь и так понятно, чье это «хозяйство».

Малыш чувствовал, что теряет даром время, пытаясь найти хоть что-нибудь похожее на жилую комнату: еще несколько раз ему попадались такие же маленькие кабинеты, в которых он нашел ржавый нож и моток толстого провода – больше он там ничего полезного не увидел.

– Бестолковый какой-то лабиринт, – возмущенно сказал Малыш, выходя из очередной комнаты и отряхивая с брюк клоки прилипшей паутины: вход сюда оказался затянут паучьими сетями, хотя самих пауков Малыш не видел, мрачно про себя отметив, что им тоже здесь жрать было нечего.

Примерно через пятьсот метров Малыш обратил внимание, что дорога пошла чуть под уклон. В голове мелькнула наводящая мысль, а в сердце вновь поселилась надежда, что, наконец-то, начался тот самый путь, который он искал вот уже как часов шесть. Да, его предположения, что этот объект должен уходить на несколько километров вниз, похоже, подтверждались на практике. При этой мысли в груди Малыша разлилось приятное тепло, как перед встречей с любимой женщиной, или перед поездкой в приятные места.

– Эх, блин – заживу теперь! – чуть ли не крикнул он и пошел быстрее, на всякий случай еще раз проверив свой «Сиг Зауэр».

Пилот махнул рукой и стал медленно поднимать вертолет. Он уже сто раз пожалел, что не высадил Ястребова там, на самом верху, куда летел сейчас сам: оттуда начальника можно было спустить на тросе, а теперь только и жди, когда встречный ветер швырнет машину на стальную стену. Надвигавшаяся на вертолет громада северного сектора «Цитрона» не давала пилоту расслабиться. Вертолет вынужден был лететь вперед левым бортом, уходя от стены, двигавшейся с бешеной скоростью, чтобы та не смела его со своего пути, опрокинув в бушующие воды океана.

Движение боком замедляло скорость вертолета, и он, сжигая последние литры топлива, изменил угол подъема, сделав его острее. Пилот решил, что лететь вертикально намного сложнее, чем по косой. К сожалению это дошло до него довольно поздно: на часть вертикального подъема он истратил больше топлива, чем, если бы изначально догадался поменять угол и долетел бы до конца маршрута хоть с каким-нибудь запасом горючего.

Пилоту пришлось запоминать примерную точку, куда он высадил Ястребова, чтобы потом не ошибиться с будущим местом встречи с боссом. Он смотрел на стальную стену, готовую в любой момент наехать на него всей своей мощью и столкнуть в океан. Если бы пилот глянул вниз, он не увидел бы черных вод океана: вместо них металась грязно-белая пена, выбивающаяся из под двигавшейся стены и взлетающая на десятки метров. Ветер тут же рвал эту пену в клочья, и она, едва успев осесть на технологических выступах стены, тут же смывалась дождем. И тут же ветер бросал на это место новые грязные облака пены, и снова ее смывало чистой дождевой водой. И так продолжалось всё то время, пока плыл северный сектор. Пилот видел тысячи выступов и никак не мог разглядеть среди них того отличительного знака, по которому он сориентировался бы через час, вернувшись сюда за шефом.

Он выставил обратный отсчет на своем таймере и, не меняя курса, стал плавно подниматься к вершине стены.

Дождь усилился и будто специально лил точно в лобовое стекло кабины. Пилот практически ослеп: ориентироваться ему приходилось лишь на показания своего навигационного аппарата. На маленьком мониторе пилот выставил максимальное увеличение, чтобы видеть даже самый маленький камушек – сейчас важны любые мелочи и ему необходимо знать точно, куда сажать машину. Наконец, он увидел ровный участок – туда пилот и направил свой вертолет.