– Конечно нравится. Но для этого тоже нужна определённая обстановка или настроение. Ты и не должна впадать в экстаз каждый раз, когда видишь меня с плёткой или ещё с чем-то…

Прервав его, Мира коснулась губами его губ.

– Не останавливайся.

Теодор заглянул в её лицо.

– Желаешь продолжить?

– Да. Не хочу заканчивать так.

Он поднялся. Немного подумав, велел:

– Тогда займи прежнюю позу.

Встав на колени, Мира опёрлась локтями на спинку дивана. Кровь снова точно ожила в её венах. Волнение теперь питало, дарило восторг. Защищаться от него больше не хотелось, Мира перестала ему сопротивляться, и оно распустилось во всей своей будоражащей красе.

Принимай то, что чувствуешь. И делай это на все сто процентов.

Теодор склонился ближе. Контакт голой взмокшей кожи с грубоватой тканью его кофты заставил Миру задрожать. Его руки погладили талию и легли между её ног. Невесомые прикосновения чередовались с настойчивыми. Долго, так долго, как если бы это была пытка лаской.

– Ты любишь, когда стимулируют внутри или снаружи?

Мира шумно втянула воздух. Шёпот и щекотка у уха оказали на неё мощное впечатление. Бёдра невольно сомкнулись, сдавив чужие пальцы, всё ещё не прекращающие гладить её в одном ритме.

– М? Скажи. Девушки любят разное. Кому-то нравятся вибрации, пульсации, мембранные потоки воздуха. Что нравится тебе?

Мира поддалась назад, впечатываясь голой задницей в ткань брюк Теодора.

– Скажи мне, – шептал он. – Скажи, стоит ли мне проникать в тебя. Или тебе больше нравится прикосновения снаружи?

Перед глазами помутнело, закрутилось кругами, спиралями, как в трансе. Кажется, Мира была готова к любой исповеди.

– Мне нравится, когда внутри что-то есть, – едва слышно ответила она. – Я люблю на чём-либо сокращаться.

Вся кровь прилила к её лицу. Слишком откровенно. Слишком стыдно.

Палец Теодора осторожно скользнув в неё. Согнулся и аккуратно подвигался, словно прикасался к чему-то хрупкому. Затем подключился второй. Вместе они тёрли переднюю стеночку всё настойчивее, всё быстрее и быстрее. Ласка усиливалась так, что кожа быстро начала зудеть. Хотелось остановиться. Или просить ещё и ещё. Мира не знала. Она никогда не трогала себя так: слишком грубо, смело, неотступно. Жар расползался по всему телу. Между лопатками собралась испарина. Мышцы одеревенели от напряжения. На лицо, упирающиеся в скрещенные ладони, упали волосы. Нет, она не сможет так быстро кончить снова. Ни намёка на привычный пожар внизу живота. Но неожиданно Мира оказалась так близко, словно её толкнули к краю. Укусив свой кулак, она сжалась и простонала от удовольствия, смешанного с удивлением. Внутренние стороны бедра стали влажными. Слишком влажными. Грудь высоко вздымалась: Мира пыталась протолкнуть в лёгкие побольше воздуха. Но прикосновения резко и не вовремя пропали, и Теодор сел рядом на диван.

– Иди ко мне.

Мира с трудом поднялась на локти и, перекинув ногу через колени Теодора, опустилась на него сверху. Открывшаяся новая сторона сексуальности просто голодно следовала за источником ласки. Это она управляла телом. Не Мира.

Нет, не сейчас. Стыдно будет потом.

– Приподнимись. Мира? Да. Вот так, – пальцы снова оказались в ней и задвигались. Теперь к ним подключился большой. Он гладил снаружи, подстраиваясь под общий ритм, множа ощущения.

Просунув руки между их с Теодором телами, Мира нащупала пуговицу на его брюках.

– Не трогать!

Лишь теперь она осмысленно сфокусировалась на лице напротив.

– Только пальцы. Расслабься. Чувствуй.

И Мира сделала это.

Она замирала от звуков, что издавала сама. От влажных звуков пальцев в ней, которые буквально насаживали на себя. Неловко. Откровенно. Но возбуждающе. Казалось, это длилось бесконечно. Бёдра тряслись от напряжения. Кожа коленей, впившаяся в обивку дивана, покалывала.