Поздно. Драконята, увлечённые спором, не заметили меня сразу, но теперь поняли, что за ними всё это время наблюдали, и даже определили, где именно я прячусь. Обогнув стеллаж с разных сторон, они окружили меня и, строго глядя снизу вверх, задали самый опасный вопрос, который только может услышать взрослый от ребёнка:

– Тётя, а ты правда магичка?

Других светловолосых (а по определению некоторых – седых) людей с доступом в библиотеку, насколько мне известно, в Красте не было, так что отпираться бесполезно.

– Правда. Ну, я пойду?

Моя любовь к детям обратно пропорциональна расстоянию между нами: чем они ближе, тем меньше они мне нравятся. Ну не знаю я, как общаться с детьми! Даже будучи голодающей студенткой, согласной на любую подработку, я не устраивала заказные фокусы на дни рождения и именины. Не моё это. Примерно на десятом вопросе из серии: «Тётя ведьма, а почему ты седая?», «А давайте тётю ведьму на костре сожжём, она же водяная ведьма, ей ничего не будет!» – я была готова самолично утопить вопрошающих карапузов, причём без применения магии, о чём громко и учтиво сообщала их родителям. Так что после пары таких детских праздников пришлось искать другие способы подработки.

Но малышня не отступала, а, наоборот, прижав меня к грозно качнувшемуся стеллажу, продолжила допрос:

– А мысли читать умеешь?

– Нет.

– А чувства?

– Ну, эм…

– Да ты не то спрашиваешь, дай я!

Допрос с пристрастием продолжил уже новый сыщик, но я по-прежнему не видела разницы между двумя голубоглазыми надоедами. От мельтешения зеленовато-чёрных шевелюр перед глазами зарябило. Наконец, пытка продолжилась:

– Тётя ведьма…

– Магичка, – раздражённо поправила я. Не люблю, когда меня называют ведьмой. Не люблю, и всё тут.

– Неважно. Ты можешь определить, кто из нас врёт, а кто нет?

С тоской покосилась в ту сторону, откуда должна была прийти Мариша. Драконицы не было, значит, никто меня не спасёт. Я присела на корточки, чтобы быть на одном уровне с близнецами, сделала глубокий вдох и с головой нырнула в пасть к темноволосым голубоглазым демоницам:

– А в чём, собственно, дело?

– Я взяла книгу почитать, – начала было левая.

– Не ты, а мы! – перебила правая.

– Не мы, а я! Я взяла свою книгу, а ты – свою! А потом ты потеряла свою книгу, а мою стащила!

– Неправда, это моя книга!

– Так, а от меня-то вы что хотите? – прервала я этот увлекательный спор.

– Скажи, чья это книга!

– Эм… Я не знаю.

– Ну пожалуйста! Ну намагичь! – замяукали близняшки.

– Но мне нельзя колдовать в библиотеке.

– А ты тихонько, мы никому не скажем.

– Да, мы могила!

Девочки синхронно изобразили, как завязывают на губах бантик и торжественно скрестили пальцы на обеих руках. Ну, и как можно отказать таким милахам?

– Ладно, попробую. Только вам нужно стоять тихо-тихо и не мешать, ясно?

Драконята молча кивнули и широко распахнули глаза, приготовившись узреть настоящее чудо.

Я внимательно рассмотрела сборник сказок, пролистала пару страниц и пришла к неутешительному выводу: обычная библиотечная книга. Сзади на обложке есть кармашек для бланка, где обычно указывают, кому и когда был выдан конкретный экземпляр, и который на период выдачи хранится у библиотекаря. Сейчас кармашек был пуст, значит, сборник действительно чеё-то, а не просто взят с полки за пару минут до ссоры. Я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, настраиваясь на книгу, и увидела фиолетово-синее свечение. Обычно на предмете остаётся отпечаток ауры, только если владелец долго носит его при себе или постоянно держит в руках. Видимо, эта книга была дорога читателю, раз на ней остался столь чёткий отпечаток. А может, излишне эмоциональные по своей природе дети оставляют более явные следы на предметах, чем взрослые? Никогда раньше об этом не задумывалась. Впрочем, сейчас это совершенно неважно: ауры обеих близняшек переливалась зеленовато-бирюзовыми оттенками, и ни у одной из них не было фиолетовых всполохов.