У представителей экзистенциализма, в частности, Н. А. Бердяева и Ж.-П. Сартра, свобода раскрывается как онтологическое и ценностное основание человеческого существования. Пафос свободы у Бердяева сочетается с христианским пониманием добра и целостной истины. Свобода понимается как творческая сила, созидающая добро и ведущая человека в иной, высший, надмирный план бытия. У Бердяева свобода автономна, не зависит ни от чего. Свобода имеет неземную природу, это состояние духа. В отличие от богоборческой философии Ницше, Бердяев, будучи религиозным мыслителем, утверждает идею духовности, в основе которой есть совесть.

Если экзистенциализм подчеркивает свободное индивидуальное создание смысла, то структурализм делает акцент на социальную детерминацию смысла. Человек в значительной степени, если не полностью, определяется структурами, в которых он участвует. Во Франции разногласия Сартра и К. Леви-Стросса, основателя структурной антропологии, по поводу человеческой свободы стали символом полемики между французским экзистенциализмом и структурализмом. У Стросса гуманность проявляется в необходимости «освободиться» от субъекта, эмпирического и трансцендентального. Значительное влияние на структурализм оказал З. Фрейд, для которого индивидуальная жизнь в значительной степени определяется бессознательным разумом и глубинными психологическими побуждениями. Для Ж. Лакана, который был наиболее влиятельным постфрейдовским мыслителем в области психоанализа и философии, человеческий субъект разделен на сознательную сторону и бессознательную, состоящую из серий побуждений и сил, которые остаются недоступными. Самое основное для человеческого существа является самым чуждым. Бессознательное структурировано подобно языку.

Структурализм, вводя понятие «бессознательное», фактически лишает человека свободы, ибо бессознательный в принципе не может иметь осознаннной свободы.

В постмодернизме акцент ставится на проблематичность личностной идентичности. Понятие свободы связано с полным онтологическим отказом от субъекта. М. Фуко, в духе нигилизма, выступает за определенный вид свободы, который не требует ни понятия субъекта, ни телеологии освобождения. Философ рассматривает этику заботы о себе как практическое воплощение свободы. Хотя индивидуум не может выйти за пределы властных отношений, которое конструируют его «я», он может заниматься самоопределением. Такое постмодернистское видение свободы легализовало путь к современному пониманию свободы самовыражения и определению своей собственной идентичности, включая гендерной.

Современная Западная Европа стала территорией особого рода свободы. А именно – свободы нравов, неограниченной свободы для любого рода развлечений и самовыражения, абсолютной свободы в выборе своей сексуальной ориентации и даже… половой идентичности. Право на свободу самовыражения и удовольствия, по существу, превратилось в главную ценностную ориентацию, формирующую социальную и культурную жизнь современного Запада.

Стремление к свободе заложено в человеческом сознании и является нормальным стремлением человеческого духа. Однако свобода обманчива. Априори абсолютной свободы не бывает. Человеческая свобода ограничена с самого рождения. Нас никто не спрашивал, хотели бы мы родиться или нет, мы не выбираем своих родителей, место рождения или время нашего рождения. Свобода человека ограничена жизненными обстоятельствами. Мы все время сталкиваемся с тем, что существует, но не дано свыше, нам приходится с этим жить, независимо от нашего желания. Свыше нам дано право выбора, но любой выбор имеет последствия, которые человеку не дано знать. Вот здесь и возникает парадоксальность свободы, которая для человека, как существа, осознающего свою конечность благодаря нашему сознанию, есть и привилегия, и бремя одновременно. В отличие от животного, который живет в пространстве и довольствуется удовлетворением биологических потребностей, человеку присуще стремление превзойти себя, достичь каких-то высот в жизни. Человеку, чтобы стать человеком, необходимо было отделиться от природы, ставить цели, менять или добиваться их. И. Кант писал: «О человеке (как и о каждом разумном существе в мире) как существе моральном уже нельзя спрашивать, для чего он существует. Его существование несет в себе самом высшую цель, которой он в меру своих возможностей может подчинить всю природу; во всяком случае, ему не следует считать себя подчиненным влиянию природы, противоречащему этой цели». [13, c. 309]. Каузальность человеческого рода телеологична, т. е. направлена на цели.