После молочно-ягодного завтрака мы вновь двинули на холм, и надо отметить, что наше воодушевление за ночь заметно возросло. По пути мы жарко обсуждали, мечтали, строили планы насчет того, как мы дойдем до воды, и что за прекрасный это будет момент. Глупые дети, конечно же, были уверены, что раскопают реку в тот же день.

И мы начали рыть. Песок поддавался легко. Сначала мы копали лопатками, а когда песок пошел сырой и холодный, его можно было взрыхлять руками, и сгребая ведерком, выкидывать наружу.

Только не оказалось это таким простым. За день мы прокопали значительную яму, высотой чуть ли не в метр, а воды не нашли. Правда, песок становился все холоднее и влажнее, что было правильным знаком: да, здесь была вода!

К вечеру мы очень устали и тихо брели домой, путаясь ногами в высокой траве. Никто не мог уснуть, баба Тася ворчала; но мы были слишком возбуждены: завтра точно доберемся до родника, ибо запах воды уже щекотал нам ноздри. Игра настолько захватила, что постепенно начала превращаться в непоколебимую реальность.

На следующее утро за завтраком Ромка сказал, вылавливая из супа галушки:

– Если сегодня мы ничего не найдем, я копать не буду.

Все удивленно воззрились на него, перестав есть.

– Ты дезертир! – возмутилась Ира.

– Кто? – переспросил он.

– Дезертир.

– Сама такая, – огрызнулся Ромка и принялся за свой суп.

– Сегодня точно хоть что-нибудь да найдем, – успокоила я его. – Недаром же столько копали! Ты сам вчера сказал, что песок стал мокрым, хоть выжимай, так что: не вешать нос!

На этом и порешили.

День тот был жарок. Утреннее солнце уже палило, как полуденное, а на небе не было ни облачка.

Мы пересекли огород, бряцая своими орудиями землекопов, и спустились к реке, причем Женя пребольно обжегся крапивой и начал назойливо хныкать, угрожая, что сейчас вернется домой. Мы с Ромкой радостно поддержали его идею, и он затих.

Наша яма темнела посреди пары горок песка. Ромка разогнался и с разбегу спрыгнул в нее, издав счастливый клич. Ира поспешила к краю, чтобы удостовериться, что этот «козлик» ничего себе не сломал, она ведь была самой старшей, и несла за нас ответственность.

Из ямы послышался радостный голос:

– Здесь классно, тенек и мухи не кусают, – провозгласил Ромка, и его голова показалась над поверхностью.

Женька суетливо топтался рядом с ямой: ему было строго запрещено подходить к краю, и тем более спускаться вниз: мал он был.

– Смотрите: мальчик, – он присел на корточки и указал на стену ямы.

Мы все внимательно вгляделись: действительно, на фоне белого песка ярко-рыжие прожилки прочертили замысловатую фигурку большеголового человечка с длинными руками.

– А вот, гляньте-ка, черепаха, – и Ромка указал на еще один рисунок, в самом деле похожий на черепашку.

– Ребята, – взволнованно сказала я, потрясенная внезапно пришедшей мне в голову мыслью, – это знаки! Река дает нам знаки!

– А черепаха означает, что скоро будет вода! – возликовал Ромка, втаскивая в яму лопату и ведро. – Копать! Вперед!

И мы начали рыть. Копали попеременке. Постепенно стены ямы покрывались все новыми и новыми рисунками замысловатых зверей, человечков, предметов. Они будоражили наше воображение, а мое – особенно. Я сама начала проникаться мыслью, что река действительно существует, и если это так, то она необыкновенная, она таинственная и колдовская. Этими мыслями я с легкостью заразила остальных.

– Вы знаете, – сказала Ира, глаза ее горели, как у любого энтузиаста, – в древности воде поклонялись, и селились всегда у воды. Мы в школе проходили, и училка говорила, это потому, что вода обладает удивительными свойствами, у нее есть память.