Оттуда показались первые фигуры и раздались первые выстрелы. Укрывающееся отделение неторопливо ответило точным огнем, экономя тающие патроны. Ротный зычно скомандовал всей остальной группе:

– Штурм второго этажа! Пошли!!!

Голос гулко разнесся по искореженному огромному помещению. На первом этаже не было окон, если не считать два больших проема вверху, в дальней стене, еще держащей остатки цветного стекла. Затянутый в сажу и дым воздух в осажденном городе не давал много света и на улице, здесь же его практически не было. От всего этого картина в вестибюле первого этажа казалась фантасмагорической и странной. Стреляющие на полу люди посреди очагов огня, разбитых стен и колонн, битых стекол и множества мертвецов вокруг в самых причудливых позах.

По двум лестницам, ведущим наверх, начали пробираться спецназовцы, непрестанно держа оружие наизготовку. Они, казалось, уже и не обращали внимания на усилившуюся стрельбу за их спинами. Второй лейтенант сказал, что удержит – значит – удержит. С улицы стреляли и время от времени закидывали внутрь гранаты. Ситуация повторялась, правда, с точностью до наоборот – боевики пытались войти в завод тем же путем, как минуты назад заходили их штурмовики. Главное – самим не попасться…

И зажатой со всех сторон в тиски группе приходилось занимать весь верх, чтобы хоть так освободить себе один из концов захвата.

Знак Ротного – и обе штурмовые группы двинулись вверх. Пашка двигался предпоследним в первой группе, за ним, напирая плечами, шел Жеха. Он только что заменил кончившуюся ленту на полную и освободил наконец Пашке руки. Лента глухо звякала о ступеньки, свисая с обмотанной ею руки Сидоркина. Он размеренно теснил Пашку наверх, и что-то считал про себя:

– Два плюс четыре, да тысяча заряжена, – разбирал Пашка шепот за спиной. Оставшиеся патроны считает. Жеха с досадой покачал головой и перевел регулятор стрельбы на нижний уровень, самую «неторопливую» скорость.

На второй, соседней лестнице уже послышались вопли и началась достаточно жесткая перестрелка. У них пока все было обманчиво тихо. Лишь нажимали изредка спусковые крючки идущие впереди два деда и страхующий их сержант, проверяя заводские щели на «вшивость». Основная часть неслышно пробиралась чуть поодаль во главе с Летехой, готовые в один миг сорваться с места.

Остановились на площадке между этажами. Отсюда было видно группу прикрытия – парни методично, словно в тире, отстреливались от назойливых воинов ислама, жаждущих пробраться внутрь.

Впереди на втором этаже светлел проход, одним концом уходящий в какой-то коридор и другим – еще куда-то сразу вправо.

Первый дед напряженно подобрался к проходу. Видны были капли пота на его висках и подрагивающий палец на полунажатом спусковом крючке. Показал знаком, что в коридоре чисто. Тут же бесшумно – Пашка знал, что бесшумно, хотя совсем рядом раздавалась оглушающая стрельба – мимо него проскочил второй и уселся на ступеньках, контролируя лестницу на третий этаж. Там он и оставался, непрерывно целясь вверх вздернутым стволом.

Летеха показал первому – иди! Вся группа приподнялась, изготовившись. Первый кивнул, облизнул пересохшие губы. Что-то шепнул самому себе и рванулся в коридор.

Из правого ответвления немедленно понеслись несколько выстрелов один за другим. Их ждали.

Дед на лету успел дать короткую очередь, и тут же его что-то сильно толкнуло в воздухе. Удар был достаточно сильным – тяжелое тело отнесло к противоположной стене, и он неловко грохнулся на пол, брякнув автоматом о бетонный пол. Лихорадочно схватил оружие, прижался к спасительной стене, нервно пробегая пальцами по груди. Скривился то ли от боли, то ли еще от чего, найдя горячую, расплющенную о бронежилет пулю. Обжегшись, откинул ее в сторону. Свел плечи вперед, проверяя грудь на целость. Зажмурился… Открыл глаза, успокаивающе кивнул – все нормально. Ковырнул пальцем вмятину на титане. И отсюда Пашка видел изумленное и почти счастливое выражение его лица – ну надо же, не пробила.