Дэфне просияла, её улыбка была такой широкой, что она сама удивилась своей радости. Она схватила блокнот и ручку, поспешив за ним. Кухня "Прилива" была тесной, но безупречно организованной, словно маленький мир, где всё имело своё место. Медные кастрюли и сковороды висели на крючках вдоль стены, их бока поблёскивали в свете одинокой лампы над рабочим столом, отбрасывая тёплые отблески на белый кафель. На разделочной доске лежала куча свежих креветок, их розовые панцири блестели, словно только что выловленные из моря. У раковины стояла миска с лимонами, их яркая кожура контрастировала с серыми каменными столешницами, а на плите тихо булькал соус, распространяя аромат чеснока, белого вина и тимьяна. Дэфне вдохнула, чувствуя, как её желудок предательски заурчал. Она поймала взгляд Стаса и смущённо улыбнулась, пожав плечами.

– Начнём с простого, – сказала она, усаживаясь на шаткий табурет у стены и открывая блокнот на чистой странице. – Как давно существует "Прилив"?

Стас взял небольшой нож и начал чистить креветки, его движения были быстрыми и точными, почти механическими. Лезвие скользило вдоль панцирей, отделяя их с лёгким хрустом, который сливался с шипением соуса на плите. – Сорок лет, – ответил он, не поднимая глаз от работы. – Бабушка открыла его в семидесятом. Это всё, что вам нужно?

– Не совсем, – сказала Дэфне, её ручка заскользила по бумаге, оставляя аккуратные строчки. Она откинулась назад, наблюдая за его руками – за тем, как пальцы, загрубевшие от работы, двигались с уверенностью, которой она невольно восхитилась. – Расскажите о ней. Какой она была?

Стас замер, нож завис над очередной креветкой. Его лицо смягчилось, и Дэфне уловила в его серых глазах что-то тёплое, почти уязвимое, как будто её вопрос пробил трещину в его броне. Он положил нож на доску, вытер руки о фартук и посмотрел на неё, словно решая, стоит ли отвечать. – Вера была… упрямой, – сказал он наконец, его голос стал тише, почти задумчивым. – Любила море, любила готовить. Говорила, что еда – это способ рассказать, кто ты есть. Она могла часами стоять у плиты, пробуя соус, пока он не станет идеальным. – Он пожал плечами, возвращаясь к креветкам, но его движения замедлились, стали почти задумчивыми. – Она умерла десять лет назад. Я взял ресторан на себя.

Дэфне кивнула, её ручка замерла над страницей. Его слова были простыми, но в них чувствовалась боль, тщательно спрятанная за небрежным тоном. Она записала: Вера – душа "Прилива", упрямая и страстная. Стас продолжает её дело, но несёт бремя прошлого. Она подняла глаза, изучая его профиль – резкие скулы, лёгкую щетину, тень усталости под глазами. – Значит, "Прилив" – это её наследие, – сказала она тихо, стараясь не спугнуть его откровенность. – А что для вас значит готовить?

Стас бросил на неё взгляд, словно проверяя, искренен ли её интерес. Он отложил нож и опёрся руками о стол, его пальцы оставили влажные следы на деревянной поверхности. – Это… способ не забыть её, – сказал он после долгой паузы, его голос был почти шёпотом. – Она учила меня, что еда – это не просто еда. Это память, это дом. Даже когда всё рушится, я могу приготовить её рагу, и на секунду кажется, что она всё ещё здесь. – Он замолчал, его взгляд упал на креветки, но было ясно, что он видит что-то другое – может, ту кухню, где он, мальчишка, стоял рядом с Верой, слушая её песни. – И, может, это напоминает мне, что я ещё на что-то способен, даже если всё остальное разваливается.

Его слова повисли в воздухе, тяжёлые и честные. Дэфне почувствовала, как её сердце сжалось. Она ожидала уклончивого ответа, сарказма, но в его голосе была уязвимость, которая обезоруживала. – Это красиво, – сказала она, почти шёпотом, боясь нарушить хрупкий момент. – Думаю, читателям понравится. Они почувствуют эту… душу.