Я склонился. Девочка, надо же. Крохотная. Носик — пуговка. Ресницы на глазках прозрачные. Сами глаза закрыты, но склонившись слышу, как сопит тихонько. 

— Можете подержать, — милостиво разрешает тётка. 

И вдруг суёт мне в руки младенца. К этому я готов не был и замираю, не уронить бы, такая ноша бесценная. Затем тихонько второй рукой достаю телефон — сфоткаю для Полины первые минуты жизни, и видео короткое запишу, она то под наркозом все пропустила. Малышка словно понимая, что её снимают, глаза открывает. Они — цвета дыма. 

— Какая же ты красивая, — пораженно шепчу я. 

— Ещё бы минут десять и не было бы красоты, — говорит тётка. — Вовремя привезли. Все, давайте обратно, реаниматолог если увидит, орать будет. 

Ребёнка у меня забрала и увезла, а я ещё долго сидел в больнице на первом этаже, пересматривал что успел снять — четыре фотографии и одно видео длиной в десять секунд. 

8. Глава 8. Полина

Первое утро в роли матери не было добрым и радостным. От наркоза я отходила крайне долго. Он воспринимался мной, как вязкое болото, вырваться из которого необходимо, но почти невозможно. Вынырнешь, вдохнешь жадно и первая мысль - где мой ребенок? все ли с ним хорошо? жив ли??? А потом снова в болото, так и не получив ни единого ответа на вопросы. Иногда сквозь забвение слышала легкий шум чужих разгововров, но не могла различить слов. Легче стало только к утру. Смогла открыть глаза и сфокусировать взгляд на женщине в Белом халате. 

— Где мой ребёнок? — охрипоым голосом спросила я. 

В горле запершило, я закашлялась, кашель острой болью отозвался в животе. 

— О, очнулась! — то ли обрадовалась, то ли удивилась медсестра. — В реанимации она. 

Я внезапно дышать разучилась. Воздух стал густым и липким, и отказывался проходить в мои лёгкие. 

— От дурная! — всплеснула руками она. — Недоношенные все в реанимации, так положено! А с ней все хорошо, орала недавно, проголодалась. 

Я отвернулась к стене, с трудом преодолев боль в животе. Страх отпустил не сразу. Я находилась в реанимации, кроме меня тут была еще одна девушка, ей явно было легче, сидела в телефоне. А у меня и телефона нет, он дома, под кроватью. И мама ещё не знает, что я родила. Медсестра помогла мне попить, я снова уснула. Проснулась во время визита врача. Она осмотрела шов, который красной линией пересекал мой живот снизу, одобрительно цокнула языком. 

— Все хорошо, мы в палату тебя переведём, а там и ребенка увидишь. Только… — тут она замялась. — Только нет у нас пока одноместных, заняты. Можем положить только в трехместную. 

— Без проблем, — согласилась я. 

Я тогда только об одном думала — поскорее увидеть свою дочку. 

— Мы вас переведём сразу, как будет возможность! 

— Да не нужно. 

— А Доронин?

— Он же не муж мне… Так, старый друг. 

На том и порешили. Из реанимации в обычную палату меня перевезли на кресле каталке. Две кровати уже заняты были. На одной лежит, отвернувшись к стене брюнетка. На другой — блондинка. Её я видела на первом этаже, когда УЗИ делала, и тогда она уже мне не понравилась. Я ей, видимо, тоже — смерила меня высокомерным взглядом. Ну да, мне здесь не место. 

Эта палата, пусть и на три кровати, сияет свежим ремонтом, имеет свою душевую. Если бы не Кирилл я бы рожала в обычном районном родильном доме. И за это я ему благодарна. Вообще за всю эту ночь. За дочь. Сначала он подарил её мне, а потом спас её жизнь. Моя жизнь на этом фоне особого значения не имела. 

Возле каждой кровати стояла маленькая кроватка, скорее кювез с бортиками. Моя и брюнетки пустая, а вот у противной блондинки лежит запеленутый младенец, которого мне не видно толком.