– Метаморфоза, – задумчиво произнес Никита.

– …открывает Сашка дверь. Я включаю свет и вижу – на моей постели лежит пьяный в хлам мужик; хлипкий такой, пиджачок задрипанный… Ну, я его хватаю, и на пол, да со злости еще и пинчиной по ребрам засадил!.. Мужик взвыл, глаза растопырил; даже протрезвел, по-моему, а Сашка меня, как швыранет в угол! Это ж, говорит – Егор! (Он-то там всех знает). Пришлось потом этому Егору еще и пузырь ставить – хорошо хоть ребра не сломал… Такая, вот, история с привидениями.

Казалось бы, хороший конец должен настроить на веселый лад, но никто не засмеялся.

– Не, вы просили прикольное, я выдал! – возмутился Женя.

– Выдал и ладно, – Светка все-таки улыбнулась, – типа, клевая история… а дождь кончился…

– Блин, хотел, как лучше… – Женя наполнил рюмку.

– Сейчас посмотрим, что там с дождем, – допив пиво, Никита поднялся.

– Пойдем, покурим на воздухе, – Алина тоже встала, и хотя наступила очередь ее истории, никто не стал возражать.

– Натуральные дети, – вынес приговор Никита, когда они вышли в холл.

– И я тоже ребенок?

– Не знаю, – Никита взял ее руку, – но ты мне нравишься.

– А говорил, только в кухарки гожусь, – Алина засмеялась.

– Ну, ладно, – Никита виновато наморщил нос, – считай, первый комплимент вышел комом.

– Ты хороший, – сделала неожиданный вывод Алина.

– Чем же?

– Не знаю. Мне так кажется. С одной стороны, ты какой-то правильный и основательный; с другой, полный разгильдяй… только не обижайся.

– На правду не обижаются, – Никита открыл дверь, впуская в дом опьяняюще свежий воздух. В это время раздались шаги, и с лестницы спустилась Лиза, то ли задумчивая, то ли печальная.

– Уже утро? – она оглядела холл, в котором, из-за отсутствия окон, свет горел постоянно.

– Не знаю, – Алина пожала плечам, – мы еще не ложились.

– А ты чего такая убитая? – спросил Никита, – пива хочешь?

– Не хочу. Мне сон приснился.

– Страшный?

– Да нет, но с тех пор, как бабушка умерла, она мне ни разу не снилась, а тут, прям, разговаривала со мной, да так все складно… совсем как в жизни. Я в детстве у нее подолгу жила. Отец по командировкам ездил, а мать часто в ночь работала. В выходные меня, конечно, забирали…

– Суровая была бабка?

– Нормальная, хоть и воспитывала. А вы куда?

– Воздух никотином отравить.

– Можно с вами?

Все трое вышли на крыльцо. Ветра не было, и лес казался мертвым – лишь редкие капли срывались с листьев, гулко падая в лужи; и сумерки, от которых все уже начали уставать.

– Я, наверное, уйду с проекта, – сказала Лиза, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Тебе тут не нравится? – Алина прислонилась к Никите, усевшемуся на перила, – можно?

– Конечно, – он обнял ее, – а чего ты надумала уходить – все ж только начинается.

– Мне в понедельник на работу.

– Где ты и где понедельник? – Никита засмеялся, – поверь, здесь он не наступит никогда.

– А разве так бывает?

– Эх, девчонки!.. Зачем вы заставляете меня вспоминать то, чему я посвятил полжизни?..

– Ты занимался чем-то ужасным?

– Да нет, ничего ужасного. Просто из того, что я знаю, следует, что мы представления не имеем о собственном мире. А жить с ощущением этого, прямо скажем, не очень уютно.

– Чем же ты занимался? – спросила Алина.

– Наукой. Тем, что мы, например, привыкли считать будто точка пространства и момент времени – это две объективные реальности, существующие независимо от нас и друг от друга. Нам при таком варианте хорошо и удобно, типа, посмотрел на часы – восемь, к примеру, и все ясно…

– От этого тебе неуютно?

– …а еще Эйнштейн говорил – истинным элементом причинно-следственной локализации является событие. То есть время не абсолютно, и понятие «одновременность» имеет смысл только в одной определенной системе координат.