Развод. В клетке со Львом Катя Колёсова

1. Ты никто

- Уходи, - я вытираю слёзы с щёк.

- Успокоишься, поговорим, - отвечает муж спокойно и устало. Этот тон вымораживает ещё больше.

Руки трясутся. Я кладу телефон на белый стол. Нет сил даже заблокировать экран, на котором издевательски светится фотография. В оранжевых тонах, от плохого освещения. Но это неважно.

На фотографии он. С другой. Не знаю, как она это сделала, наверное, выставила таймер и прислонила телефон к стене.

Два сплетенных тела, его большое, мускулистое и её гибкое и поддатливое. Дата и время - три часа назад.

Это было первое сообщение, что она прислала. Серия снимков.

А потом скрины сообщений. Переписка, которой больше года.

Он приходил от неё, потом целовал меня у порога, пропитанный её духами.

Её запахом, телом. Ею.

Мне кажется, будто меня утопили в болоте. И я не задохнулась а нахлебалась грязи и теперь она стала частью меня.

Мне не отмыться, как бы не терлась, эта грязь внутри моего тела. Внутри меня. Меня мутит.

От мыслей резко выдергивает голос Лёвы.

- Ну и зачем ты это сделала?

Не понимаю, о чем он. Оборачиваюсь и понимаю, что он говорит по телефону.

С ней.

Ещё больше мутит. Трясет. Стараюсь медленно дышать, чтобы слёзы не душили, чтобы сердце не рвалось.

Мне надо быть сильной. Всегда надо быть сильной, ради Миши. Кроме меня у него никого нет.

- Алла, ты сука, - делает вердикт Лёва и бросает телефон. Смотрит на меня исподлобья. - Лен, я…

Он делает пару шагов в мою сторону, но я резко вскакиваю.

- Уходи! - повторяю я твердым голосом.

- Лен, ну не будь ребёнком. Давай поговорим.

- О чем?! О том, что ты трахался с другой?! О том, ты изменяешь мне полтора года?! О чем говорить?!

- Не драматизируй, - он спокойно кивает. - Я понимаю, неприятно, но.

Он снова делает шаг, раскрывает широкие руки, будто хочет обнять.

- НЕТ! - я повышаю голос так сильно, что у самой закладывают уши.

Лицо Лёвы меняется. Он смотрит куда-то в сторону, я вижу как играют желваки на его скулах.

- Истеричка, - бросает он тихо.

Отходит. Я обессилено сажусь на стул.

Слишком высокий. Лёва так хотел эти барные стулья на нашей кухне. А мне на них всегда неудобно.

- Я хочу развод, - выдыхаю я.

Он хмыкает.

- Прикалываешься? - спрашивает.

Качаю головой.

Какие уж тут шутки? Или… он, наверное не понимает, что именно я знаю. Когда он пришел а я получила эти фото и скрины переписки, я только протянула ему фотографию его измены.

Хватаю снова телефон со стола, вскакиваю со стула и подхожу к Лёве так близко, чтобы он мог прочитать текст с телефона.

- Мой день рождения, неделю назад. Она высылает тебе голые фотки. Подписывает: «Чтобы не скучал там, зайка». Ты в ответ шлешь реакцию «огонь».

- Ну и? Это она прислала. Я ж не просил, - он равнодушно пожимает плечами, даже не заглянув в экран. - Ты, кстати, так и не научилась их делать. Всё стеснялась чего-то. Посмотри, как нормальные бабы себя показывают. Может научишься чему-то.

Я ещё многое хочу ему предъявить из переписки, но эта фраза выбивает почву из под ног. \

Поднимаю телефон, открыв один из слайдов. Самый тяжелый для меня.

- А вот это, когда я была беременна. У вас был перерыв на пару недель. Сказать когда?

- Когда у тебя был выкидыш, да, - он спокойно кивает, подтверждая.

От этого дикого холода в его тоне и глазах меня саму холодит. Хочется кричать, орать, хочется заехать ему чем-то тяжелым по голове.

- У меня был выкидыш на четвертом месяце, и ты сделал перерыв с ней в две недели! Как благородно по отношению ко мне. Как уважительно, - иронично говорю я.

- Мне тоже было больно, Лен. Это был не только твой ребёнок.

Меня прошибает нервный смех. Вот же. Зверь. Чудовище! Не человек.

Человек не может так говорить, человек у которого сердце бьется а не мотор, как в его долбанной машине.

- Я не могу, - я едва сдерживаю слезы. - Мы разводимся. Я ничего у тебя не прошу из имущества. Я не имею ни на что право, я знаю. Я со всем сама справлюсь. Из института я уйду в академ, буду работать. Миша считает тебя папой, поэтому, ты сможешь с ним общаться, столько, сколько нужно.

- Я ему хотя бы папа, по документам. Ты - никто. - вдруг жестко говорит Лёва.

Нет, он более не Лёва. Он Лев Викторович. И никак иначе. Любимый Лёва, спаситель моей семьи, самый лучший мужчина на свете, моя первая и единственная любовь умер.

Его тело занял Лев Викторович, человек, от которого мне надо бежать со всех ног.

- Я его сестра, - бросаю я.

- А похуй. Я его усыновил, - он облизывает губы. - Значит так, никакого развода не будет. Успокаиваешься, чай попей с ромашкой. И всё. Я не собираюсь разводится, Лен.

- Это не только твоё решение, это…

- Лена, - он повышает голос. - Скажу тогда яснее. Будет развод, ты мигом вылетишь из страны с запретом на въезд, это я обеспечу. У тебя нет гражданства, ты живешь здесь потому, что моя жена. А вот Мишка гражданин. Ты никто, профессии нет, образование только получаешь, за мои деньги, напомню. Так что, не хочешь его потерять - будь послушной девочкой. Поняла?

2. Я могу всё

Его тон становится таким жестким, что я невольно ёжусь.

- Ты не можешь забрать Мишу.

- Я могу всё, - отрезает. - Успокойся, поговорим когда станешь адекватной.

С этими словами он спокойно разворачивается и уходит. Слышу скрип двери, слышу журчание воды. Он пошел принимать душ.

Интересно, а он после неё принимал душ? У неё или здесь? Смывал с себя эту грязь?

Обнимаю себя за плечи. Слышу, как вода прекращает течь. Слышу его шаги.

- Спать идешь? - бросает так буднично и спокойно.

Я не отвечаю. Стою также спиной.

- Ну, как знаешь. У меня завтра рабочий день.

Шаги удаляются.

Я сижу в плену своих мыслей несколько часов, понимаю это по уведомлению от телефона что ему нужна зарядка.

Хватаю гаджет и плетусь тихо, чтобы не разбудить Лёву, в комнату Миши.

Ему всего три с небольшим и он не помнит половину своей жизни.

Не вспомнит, как его избила наша мать, за то, что он плакал от голода. А ему было всего пять месяцев.

Получается, что этот беззаботный период своей детской жизни, он может быть тоже, никогда не вспомнит. Если я уйду от Лёвы и заберу Мишку с собой.

Когда я была маленькой, мама меня не била. Но уже стала пить. Отец не выдержал. Уехал к своей родне в Латвию, а меня забрал каким-то не совсем законным путем. Но здесь меня тоже не искали.

Мама умудрилась родить меня дома и никаких документов мне не сделали. Я была никем. Да и в Латвии я ходила с гордым паспортом «негражданина».

Связь я имела только с бабушкой, маминой мамой. И она мне постоянно говорила, что я должна жить на родине.

Потом отец умер, а его новая жена купила мне билет в один конец. И я подумала, что это даже хорошо.

Вернулась в родной город и только здесь узнала, что у меня есть брат. И что бабушка тоже выпивает.

Так и помню её слова, что мама это родная кровь. Что мама - это мама. Я прожила в доме мамы четыре дня. Вечером третьего дня, празднуя моё возвращение, она разозлилась на Мишу, что тот просил еды.

Пока я неумело смешивала смесь и сюсюкалась с малышом мама на него кинулась.

Дальше все помню какими-то кадрами, как кино.

Звонок в полицию. Я закрываюсь с мамой и Мишей, она долбит в дверь.

Потом полиция. Допрос. Я думаю, что всё хорошо. Но всё становится только хуже. Бабушка называет меня предательницей, не пускает в дом. А когда я захожу за Мишей в больницу его мне не отдают.

Потом крик тетки из службы опеки.

- Вы, девушка, никто. Про ребенка забудьте, всё.

Я зимой каждый день стою под домом малютки. Продала смартфон, последний подарок папы, купила кнопочный телефон и много детских вещей.

Стою, стучусь в дверь. Мне не открывают. Слышу детский плач.

Реву. Холодно. Мороз царапает кожу, на мне порванный пуховик и пух лезет с него прямо в лицо. Хочется умереть, но понимаю, что это малодушие.

Я нужна Мише. Он плачет. Он зовет меня.

Подскакиваю, бегу к металической двери и стучу так, что руки краснеют уже не от мороза.

Замечаю черную блестящую машину, что стоит слишком долго. Не припаркована, огни зажжены.

Из пассажирского сидения выходит мужчина, подходит ко мне.

Спрашивает, хмыкает. Задумчиво смотрит в запертую дверь. Кому-то звонит, и через двадцать минут, медсестра вывозит коляску с Мишей.

Я, как зверь кидаюсь к ней, целую малыша. Он успокаивается, едва меня увидев, хотя глаза ещё красные.

Мы гуляем с моим новым знакомым, с коляской. Он говорит, что все вопросы можно будет решить. Он не давит, не требует ничего взамен. Понимает, что мне до свиданий.

С его протекцией я вижусь с Мишей каждый день по несколько часов. Теперь медсестры мне не враги а союзницы, няни. И нежности к Мише они начинают испытывать больше. Будто он не сирота, будто он в стационаре.

А Лёва всегда рядом. Я называю его «другом». Ведь это друг. Ангел-хранитель, только с внешностью и взглядом демона. Темные волосы, темная щетина, крепкое, сильное тело. И глаза острые, темные, в чем-то завораживающие.

Я влюбляюсь. В его силу, добро, благородство. Во взгляд, в котором читается так много чувств.

Он джентельмен, он герой. И он делает мне предложение, через полтора года после знакомства.

Он особо не спрашивает, скорее дает указания. Говорит, что оплатит мне любое образование. Я соглашаюсь. Говорит, что усыновит Мишу и я соглашаюсь.