Я помнила, как смотрела на него, восхищённо и с тихим трепетом, как верила в каждое его слово, как чувствовала себя защищённой, нужной, любимой. В его объятиях я была не просто Светланой – я была его женщиной, матерью его детей, его половинкой. Мы мечтали, строили планы, жили одним будущим… пока не разрушили всё.

Точнее, пока он не разрушил.

Он умел шутить, умел разряжать обстановку, даже в самые напряжённые моменты. Его уверенность, его решительность, способность держать ситуацию под контролем – всё это когда-то было частью той любви, которая наполняла меня до краёв. Любви, которая казалась вечной, нерушимой, как скала среди морских волн.

Но у любой любви есть предел. Есть точка, после которой она превращается в пытку.

Я помню, как наша семья начала трещать. Сначала Вадим стал немного тише, чуть холоднее. Приходил домой уставший, рассеянный, словно мысли его были заняты чем-то более важным, чем семья. Потом – раздражённым, отстранённым. Каждый мой вопрос встречал вздохом, каждая просьба – недовольным взглядом.

А после – вовсе чужим. Как будто в доме поселился незнакомец, носящий лицо моего мужа.

Бесконечные звонки «по работе», которые он принимал в другой комнате, говоря тихо и осторожно. Поздние приходы с объяснениями про срочные проекты и важных клиентов. Отрешённый взгляд, когда я что-то рассказывала о детях, о доме, о нас. Как будто я была фоновым шумом в его жизни.

Я всё это видела, чувствовала каждой клеткой, но продолжала делать вид, будто всё в порядке. Так проще. Так безопаснее. Так меньше больно. Я убеждала себя, что это временно, что у него просто сложный период на работе, что он вернётся ко мне, когда всё уладится.

Глупая. Наивная. Слепая.

А потом оказалось, что с ним – она. Кристина. Моя подруга. Та, с кем я делилась самым личным, кому доверяла свои страхи, радости, рассказывала про Вадима… слишком много, как теперь понимаю. Она знала о каждой нашей ссоре, о каждой проблеме, о каждой слабости нашего брака. И использовала эту информацию против меня.

Как долго они смеялись надо мной? Как долго я была просто удобной крышей для их романа? Как долго играла роль дурочки, которая ничего не замечает?

Но, быть может, дело было не в ней. А в нём. Или в нас. В том, что мы перестали видеть друг друга. В том, что рутина засосала нас, как болото.

Я долго не признавалась себе, сколько ночей провела, прокручивая в голове сравнения. Кристина казалась мне красивее – ухоженные каштановые волосы, безупречная улыбка, тот самый показной лоск, от которого у мужчин сносит голову. Подтянутая фигура, дорогая одежда, умение подать себя. Она всегда умела притворяться доброй, понимающей, всегда была готова выслушать и дать совет.

Я хотела её видеть настоящей – но не увидела. Не разглядела за маской подруги хищника, который терпеливо ждал своего часа.

"Она ведь тоже когда-нибудь надоест ему", – думала я тогда, когда боль была ещё острой, сочной, живой. Когда я ещё надеялась, что он опомнится, поймёт свою ошибку и вернётся. Сейчас эти мысли кажутся мне наивными. Слабыми. Женскими в худшем смысле этого слова.

Он не вернулся. Прошло десять лет, а он так и не вернулся.

Мои дети были моей точкой опоры в те страшные месяцы после развода. Маша, старшая, давно уже перестала рассказывать мне, что у неё на душе. Она повзрослела слишком рано и всё чаще вставала на сторону отца – возможно, потому что он был слабым местом и для неё. Или потому что винила меня в том, что семья развалилась.

Артём… в нём слишком много от Вадима. Его взгляды, твёрдый подбородок, манера стоять, как будто никому ничего не должен. Иногда мне казалось, что он смотрит на меня с укором – будто я разрушила что-то важное. Будто это я была виновата в том, что папа ушёл.