– Я не буду ей лгать, – прошептал он. Но больше ничего не добавил.Маша кивнула. Артём отвёл взгляд.

Я уже знал, кто это. Даже смотреть не надо. Имя горело на экране, как ярлык на позоре.Я хотел сказать что-то ещё. Но в этот момент в кармане завибрировал телефон.

Кристина.

– Идите домой, – бросил я, резко, как приказ. – Я сам разберусь.

Дверь захлопнулась.Они не спорили. Просто ушли.

Желание разбить этот телефон о стену было таким ярким, что едва сдержался.А я стоял у окна, сжав зубы так, что хрустнуло в челюсти. Пальцы дрожали.

Как будто я всё ещё был тем, кем она помнит меня.Я нажал зелёную кнопку. И в тот момент мне хотелось только одного – чтобы она никогда не была частью нашей жизни. Чтобы я мог стереть всё. Всю ложь. Всё предательство. И просто держать Свету за руку, как когда-то.

– Наконец-то, – её голос резанул мне по барабанным перепонкам, как нож тупой, но ржавый. – Я звоню тебе уже час. Где ты?

Я стоял у окна больницы, уставившись в тёмное небо, будто мог выцарапать в нём ответы, которых сам от себя не добивался. Телефон гудел в пальцах, а её голос – тонкий, ледяной, до отвращения знакомый – лился в ухо, как яд.

– В больнице, – коротко. Без деталей. Без права на доступ.

– Серьёзно? – взвилась она, как струна, которую натягивали слишком долго. – Вадим, ты мне объяснишь, что там происходит? Зачем ты туда вообще поехал?

– Светлане нужна помощь, – отрезал. Спокойно. Сухо. По-мужски. Хотя внутри уже билось: заткнись, Кристина, не лезь.Я сжал зубы, так что хрустнуло в челюсти.

– Светлане? – выкрикнула она, как будто ей под ногти загнали иглы. – Светлане, мать твою, нужна помощь? А мне, значит, не нужна? Мне – твоей женщине, с которой ты последние, десять лет живёшь?!

– Кристина, – перебил я, глухо, без эмоций, но с таким тоном, от которого раньше она затыкалась. – Сейчас это не обсуждается. И ты бы хоть, черт возьми, спросила, как она. Вы же были подругами, если ты ещё помнишь, что это значит.