Я бы тоже с удовольствием закрылась в себе, а лучше уехала бы в Лондон, чтобы забывать о кошмаре, в который снова начинает превращаться моя жизнь. Но глаза Валентины Леонтьевны, наполненные тоской и смотрящие на меня через экран, не оставляют выбора.

Дрожащими пальцами нажимаю на пробел.

— Снимаешь? — Валентина Леонтьевна смотрит поверх камеры.

За ее спиной белая стена, спинка кровати и несколько подушек, на которые женщина опирается.

— Да, — голос Николая Петровича за кадром дрожит.

— Хорошо, — Валентина Леонтьевна печально улыбается и заправляет волосы за ухо, прежде чем посмотреть в камеру. — Глеб, Даша… Не знаю, с чего начать, — тяжело вздыхает. — Наверное, сначала попрошу прощения. Я должна была сказать вам, что заболела. Мы бы могли чуть больше времени провести вместе. Единственное, что меня оправдывает — у вас итак в последнее время расклеились отношения. Я не хотела своей болезнью напрячь вас еще больше, — она говорит слишком медленно, будто каждое слово дается ей с огромным трудом. — Простите меня, ладно? — Валентина Леонтьевна переводит дыхание, сильнее откидывается на подушки и пристально смотрит в кадр. — Но все же надеюсь, вы не откажите умирающей в последней просьбе, — она усмехается. — Это звучит пафосно, но суть отражает, — ее лицо снова становится серьезными. — Я не знаю, что у вас произошло. Только пару дней назад узнала, что ты, Даша, уехала в Лондон.Коля рассказал мне, когда я попросила с вами связаться, чтобы попрощаться. Глеб молчит, как партизан. А у меня не остается времени, чтобы со всем разобраться, поэтому записываю это видео, — Валентина Леонтьевна набирает в грудь побольше воздуха, будто с ним пытается получить еще немного сил. — Вы идеальная пара. Не спорьте! Я наблюдала за вами с самого начала. Хорошо помню, как Глеб привел домой рыжеволосую девчушку и пылинки с нее сдувал, а она смотрела на него благоговейным взглядом. С каждым днем… месяцем… годом я только убеждалась, что вы созданы друг для друга. Как взаимодействуете без слов… Как произносите одни и те же фразы, не сговариваясь… Как чувствуете друг друга… Все это не просто так. И мне было жаль услышать, что ваши отношения дали трещину. Поэтому на правах умирающей хочу попросить дать друг другу шанс. Я не говорю, что вы обязаны оставаться вместе, чтобы почтить мою память. Но вы же можете дать вашей семье хотя бы три месяца, чтобы попробовать сблизиться вновь? — Валентина Леонтьевна умоляюще смотрит в кадр. — Даша, ты уехала, но вернешься же когда-нибудь. Или Глеб, ты можешь полететь к ней. Неважно, как вы встретитесь и сколько времени пройдет, уверена, что судьба снова сведет вас вместе, — ее голос становится слишком тихим, прерывистым. — Так вот, пожалуйста, попытайтесь найти снова путь с своему совместному счастью. Дайте шанс. Всего один шанс. А если не получится, тогда…

Валентина Леонтьевна хватается за грудь. Стискивает зубы. Ее глаза расширяются. Наполняются страхом, болью. Но взгляда от камеры она не отводит. Словно пытается передать послание, которое не донесла.

— Валя? Валя! — истерично кричит Николай Петрович.

Телефон падает с треском на пол.

Видео останавливается.

Я всхлипываю. Закрываю рот ладонью. Слезы текут по щекам. Перед глазами все расплывается. Меня бросает то в жар, то в холод. Не могу поверить, что не знала о смерти мамы Глеба. Почему я так и не позвонила ей?

— Что скажешь? — тихий голос Глеба прорывается сквозь пелену отчаяния. — Разводимся или дадим шанс «нашей семье»? Выбор за тобой.

12. Глава 12

— Ты серьезно? — качаю головой, пытаясь справится с шоком, из-за которого онемело тело. — Думаешь, у нашей семьи есть шанс после того, как ты спал с моей лучшей подругой?